Потому и не смотрит на нее никто,
кроме Видо — истинного клирика, живого орудия Господа.
Миг — и картинка ожила.
Истошно выли двое, обожженные серым
мороком, но капитан уже выхватывал палаш. Трое оставшихся на ногах
рейтаров бросились в погоню — слишком медленно! Черный клок тумана
пронесся мимо них, увернулся от стоявшего последним Курта, на бегу
небрежно взмахнул рукой — и капитан отлетел на шаг. Упал, тут же
извернулся и вскочил, но между ведьмой и лесом осталось несколько
шагов. Человеческих шагов, медленных и мелких. Твари — на один
вдох.
«Уйдет!» — ясно понял Видо.
И, не дав себе времени задумываться,
сорвал с седла моргенштерн.
Ведьма резким прыжком взмыла в
воздух. Еще чуть — перелетит кусты!
«Слишком далеко!» — промелькнула
удивительно здравая для такого положения мысль, но Видо выкинул ее
из головы и сделал длинный шаг, такой длинный, что он почти
превратился в выпад. Истово и молча взмолился — раскаленные слова
обожгли изнутри! — и с разворота взмахнул рукой, вливая в бросок
всю силу, что смог зачерпнуть, и телесную, и духовную. Разжал руку,
хрипнув от натуги, и светлая линия прочертила воздух, догнав черное
пятно. Посеребренные шипы тяжелого шара едва коснулись спины
ведьмы! И все же этого хватило.
Удар сбил ее в полете, швырнул на
землю, но вместо того, чтобы замереть переломанной грудой или
забиться в конвульсиях, ведьма поползла вперед, омерзительно и
жутко извиваясь и всаживая в землю кривые черные когти.
Подтянулась, коснулась нижних ветвей, истончилась, втягиваясь в
них, словно змея…
— В палаши! — надсадно заорал фон
Гейзель, и рейтары словно опомнились.
Капитан подскочил первым, за ним —
трое. Над ведьмой взлетели и опустились четыре клинка разом,
брызнула кровь, и рейтары отступили в сторону от тела.
Капитан устало выдохнул, рукавом стер
пот со лба и припечатал каблуком сапога когтистую лапу, бессильно
скребущую землю. Кивнул своим людям, и троица дорубила ведьму
окончательно, отделив голову, руки и ноги, несколько раз перебив
хребет. Пока Видо поднимал шпагу, которую неизвестно когда бросил
себе под ноги, и пытался отдышаться, подошел Йохан, не успевший к
расправе.
Концом клинка он подцепил отрубленную
голову, перекатил ее и принялся озадаченно разглядывать.
— Гляньте, герр патермейстер?
Чегой-то с нее шкура слезает, а?