Стас насторожился, пытаясь разобрать, кто его ждет, но первый
сопровождающий отступил от двери, а второй снова толкнул его в
спину. Пришлось переступить порог.
«Ну не герой я, — уныло подумал Стас. — И воображение слишком
хорошее. А знание исторических реалий оптимизма никак не добавляет…
Одна надежда — что к явной жертве особых претензий не будет, это
все-таки не сообщник. И что за отсутствие денег с документами здесь
высшей мерой не карают».
Он сделал шаг от двери и остановился, оглядываясь. Что ж,
никаких прозекторских столов и банок с органами — уже хорошо.
Железных дев и дыбы тоже не наблюдается — еще лучше. Обычный
кабинет, обшитый деревянными панелями и очень просто обставленный,
даже аскетично. От какой-нибудь современной приемной отличается
лишь отсутствием техники, вместо нее — стеллажи с уныло-серыми
картонными папками и массивный деревянный шкаф. У окна — письменный
стол, за которым сидит невысокий лысоватый человек в темной одежде,
перед ним чистый лист бумаги и чернильница, еще какие-то
принадлежности… Секретарь, похоже. Второй стол — у стены, тоже
рядом с окном, но так, чтобы свет падал не впрямую, а искоса, еще и
штора за спиной задернута, оставляя сидящего в сравнительной
тени.
Тем не менее, Стас отлично его рассмотрел — и предчувствия прямо
взвыли о нехорошем. Ну как есть фанатик-инквизитор! Бледное тонкое
лицо, очень светлые волосы, гладко причесанные и чем-то скрепленные
сзади, глаза почти бесцветные, а взгляд недобрый и колючий. Черная
одежда, но не скромный костюм, как у секретаря, а что-то вроде рясы
из гладкого сукна, на котором серебряная цепь с каким-то символом
поблескивает ярко и зловеще.
Стас присмотрелся еще внимательнее — сколько же этому типу лет?
Хорошо за тридцать, даже ближе к сорока, пожалуй — вон, какие мешки
под глазами! И физиономия на редкость неприятная, надменная,
буквально кричащая об уверенности в своей непогрешимости. Такой,
если ошибется в человеке, ни за что этого не признает, скорее,
похоронит свою ошибку вместе с человеком…
А еще, что сразу бросилось в глаза, это невероятный, почти
извращенный порядок на его столе. Несколько папок стоят в
специальной подставке, выравненные по линеечке, их тесемки завязаны
одинаковым узлом. Три безупречно очиненных карандаша лежат справа
так, чтобы удобно было взять, и расстояние между ними такое же
выверенное, а длина карандашей одинакова. Бронзовый письменный
прибор сверкает — ни пятнышка, ни пылинки, какие-то баночки и
бутылочки выстроились на дальнем краю стола — по размеру от большей
к меньшей, этикетками в одну сторону, и подписаны эти этикетки от
руки, но с идеальной разборчивостью и аккуратностью.