«…у ба-а-а-бушки се-е-е-еренький ко-о-о-злик», – неслась над лесом пьяная песня.
«Опять поросята гуляют, – печально вздохнул волк. – Козлик! Козел он был, никому прохода не давал, задирал встречного-поперечного».
«Б-а-а-абушка ко-о-о-озлика…»
Да уж, старая коза избаловала сыночка, не работал, целыми днями по лесу шатался.
«…Напа-а-а-ли на ко-о-о-злика се-е-е-рые во-о-о-олки…»
Да никто на него не нападал, все обходили десятой дорогой, в город он подался, бросил козу с семерыми козлятами. «В кино, – говорил, – сниматься буду».
Снялся в эпизоде. Сериал по телевизору был, как волк-мент, работающий под прикрытием, гонялся за зайцем-наркодилером. Уж где только этот заяц наркоту не прятал: и в воздушном шарике и в горшке с цветком. Но так искусно втирался в доверие, что волку никак не удавалось поймать косого.
«…Остались от ко-о-озлика…»
А ведь и эту песенку поросята сочинили, ишь горланят. Ладно бы только песни орали, а то еще газету издают. Сорока у них – корреспондент. В лесу всем известно, что глупая птица сорока, да, мало того, врунья, каких поискать.
Давеча забежала девчонка в лес, маленькая, в красной шапочке, мать безголовая к бабушке послала. В лесу лихого народа хватает, вон, дровосеки всякие шастают, того гляди, ребенка обидят. Проводил к бабушке, поговорил, чтобы одну не отпускали, мало ли что. А в газете прописали… тьфу!.. вспомнить противно.
Или тут на днях малыш, кругленький – колобок колобком – горланил: «Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел…» Попытался поймать, да куда там. Хорошо лиса – верная помощница, уболтала, вернула домой.