Может справить нужду ему захотелось вдали, не знаю.
Потому все стояли на месте и молчали, ожидая приказов, огрызаясь редким огнем пушек из центра генерала Фонтена.
А только запущенный маховик, уже закрутившейся бойни не ждет никого.
Требует и требует кровавой пищи, под свои жернова.
И конечно, французы атаковали сразу с двух флангов.
Конницей Гассиена и Лафарте.
Элита кавалерии, что вы хотели.
Если даже кони были закованы в латную сталь.
Они смяли асфальтовым катком немногочисленную засаду в лесу у фланга Альбукерка, где чуть позади, находился Джоник со своими людьми.
Ответный грохот и визг.
Конная лава французов устремилась наперерез разворачивающейся в боевые порядки, пехоте испанской терции, которая вставала в жесткое каре, как и у римских фаланг Македонского.
Кони сшиблись грудь—в—грудь.
Груди коней, сталкивались о груди людей с длинной пикой, и копыта сминали тяжелым тараном боевые порядки пехоты.
Полыхнула, запела сталь клинков, закружилась в гибельном, и по-своему прекрасном танце дротиков и летающих копий – шафелинов.
Завертелись булавы клеванты, с клювообразным лезвием.
Застучали полаксы, (вид алебарды) по головам и шлемам.
Случилось!
И завертелась кровавая круговерть.
Металл звенел о металл.
Кричали люди! Бешено ржали кони! В горле першило от едкого дыма.
Полнеба забрызгано кровью.
Багровый диск светила яростно рвал в клочья тучи, темные, как пролитые растяпой—писарем чернила.
Края обрывков мрака небесного сверкали позолотой молний без дождя, а гром и так возносился от пушечного визга и разрывов – и люди, казалось, старались не отстать от солнца и залить кровью половину земли!
Просто ад на земле творится.
Как тогда, так и сейчас в Чечне. (То есть было в Чечне)
Дьявол! – да когда же это всё кончится в Мире?!
И рука в перчатке, по локоть забрызганная дымящейся кровью, вздымала вверх тяжелую скьявону – и мощное лезвие, визжа от ярости,
опускалось на головы врагов, рассекая шлемы и черепа!
Сука – это ещё слабое слово моё.
Если моими первыми словами в детстве были не «мама и папа», а «блядь» и «пидорас», как сейчас помню. Мамка поругала, конечно, а отчим отвесил затрещину, да так что потом голова весь день тряслась и звенела, как возле колокольни стою. Воспитание такое, рабоче—крестьянское, и детство такое, да и молодость дворовая в том же ПТУ.