– Пойдём хотя бы посмотрим, как
кабинет выглядит, – Лизка по‑быстрому помогла мне покидать вещи в
сумку и потянула прочь по коридору, подальше от Сыроежкина.
Правда, как она ни старалась от него
отделаться, когда мы поднялись на третий этаж в нужную аудиторию,
парень каким‑то образом уже оказался там. Жёлтые глаза с узкими
зрачками сверкнули ярче обычного:
– А что если нам забить! – радостно
выпалил Яшка, встречая нас на пороге.
Ну точно, змей‑искуситель!
– Предложение, конечно, заманчивое, –
аккуратно ответила я, опустив сумку на ближайшую парту. – Но
начинать первое сентября вот так, с прогула…
– Знаешь, а в чём‑то Сыр прав, –
неожиданно согласилась Лизка. – В прошлом году у нас вообще такого
предмета не было. Явно это какая‑то лажа, чтобы заполнить норму
часов. Да и вводное занятие всегда скучное, ничего интересного не
пропустим.
– Лиз, ты что, в третий раз хочешь
остаться на первом курсе? – пожурила её я.
– Нет, вы как знаете, – в сердцах
воскликнул Яшка, махнув рукой, – а лично я вымотался до смерти!
Пойду в общагу отсыпаться!..
Я открыла рот, чтобы напомнить ему,
что бессмертный при всём желании не сможет вымотаться «до смерти»,
но тут из коридора раздалось мрачное:
– На том свете отоспишься.
Вот те раз! Неужели препод
никому‑не‑нужной истории искусств пришёл раньше времени?! Да ещё и
застал прогульщиков с поличным! Какое неловкое вышло
знакомство…
– В класс, – прохладный, я бы даже
сказала безразличный, голос, но властный настолько, что не
подчиниться ему невозможно. – Живо.
Все притихли. Пухленькая девочка
сзади даже перестала хрустеть чипсами и спрятала подальше шуршащий
пакет. Горе‑прогульщики кубарем влетели в аудиторию, будто их вдуло
шквалистым ветром.
Я узнала его – ещё раньше, чем он
вошёл. В просторный зал ворвался запах жухлых листьев,
приближающейся грозы и сладковато‑кислой, свежей крови. Всё вокруг
поплыло жаркими волнами, как вчера ночью, и я опять едва не
потеряла сознание.
Больше всего на свете я боялась, что
мои кошмары начнут сбываться.
С чего я вообще решила вчера, что он
студент?! Сейчас, когда на его скулах и подбородке проступила
однодневная щетина, он казался старше.
«Казаки» с цепями гулко стучали по
полу. Насильно усадив несостоявшихся беглецов за первую парту –
прямо перед своим столом – высокий блондин с бритыми висками,
спустил с плеча плотный узкий чехол, расширяющийся книзу. Вытащил
ежедневник в чёрном кожаном переплёте. Сел. Снял с обложки гелевую
ручку с бурым содержимым внутри, прищурился, изучая студентов.
Брови и ресницы у него были темнее волос, и по‑особому оттеняли
глаза, от чего становилось ещё сильнее не по себе.