Ну, Мубарак, ну жук… где, интересно,
он раздобыл эдакий раритет? Роман выщелкнул магазин, оттянул затвор
– пусто, покойный был не слишком предусмотрителен – хотя чем бы
помог ему лишний патрон в стволе против крупнокалиберного
пулемёта?.. Всего патронов восемь – популярные когда-то
браунинговские 7,65Х17 – и, в отличие от тех, что вручил Семёну
Семёнычу Горбункову капитан Иван Михалыч, не холостые.
Больше боеприпасов, ни россыпью, ни в
пачке, в бардачке не нашлось, как и запасного магазина – если он и
был у покойника, то держал тот его при себе. Что ж, придётся
довольствоваться тем, что есть… Роман прицепил кобуру на ремень, но
потом, подумав, примотал её к лодыжке скотчем, обнаруженным тут же,
в бардачке. Вытянул ногу – вроде, незаметно, и вытаскивать, если
что легко… В своих многочисленных командировках он всеми силами
избегал любого оружия – опыт подсказывал, что ничего, кроме
проблем, журналисту оно не принесёт, хоть в его собственных руках,
хоть в чужих, времена «лейки, блокнота и пулемёта» миновали
безвозвратно. Но здесь, в городе, охваченном гражданской войной,
должным образом оформленная аккредитация не значит ровным счётом
ничего. Так что пусть будет, главное – не забыть вовремя избавиться
от ствола до того, как он ступит на берег Кипра. Цивилизованные
сотрудники эмигрантских служб Евросоюза вряд ли оценят такой
багаж…
Ну что, пора? Роман охлопал карманы,
переложил удостоверение Красного креста в нагрудный карман – чтобы
при необходимости вытащить его медленно, двумя пальцами, и сразу
задрать руки вверх, - российский паспорт и пачку купюр наоборот,
запрятал поглубже, за пояс, под рубашку. Вылез из машины – и,
озираясь, зашагал по переулку прочь от шоссе, стараясь держаться
поближе к стенам домов. До порта, прикидывал он, можно добраться за
полчаса быстрым шагом, и если отряды вооружённой оппозиции ещё не
успели занять припортовые кварталы, то есть шанс успеть до отхода
баркаса.
- …Уходили мы из Крыма среди дыма и
огня… - промурлыкал под нос себе Роман. Эта строка запомнилась
Роману по известному советскому ещё фильму. Нет, не так – в фильме
её не было, а имелся только душераздирающий эпизод с плывущим за
пароходом конём. Роман наткнулся как-то в Интернете на пост, где
утверждалось, что создатели фильма вдохновились стихами
поэта-эмигранта Николая Туроверова, заинтересовался, проверил –
верно, есть такие стихи! А вот с чего они пришли ему в голову
именно сейчас – это был вопрос. Хотя… почему бы и нет? Конь,
правда, не плывёт в кильватерной струе, корма рыбацкой посудины
ниже, чем у французского парохода, и сам он не стреляет с этой
кормы в конскую голову, давясь от слёз, чтобы потом и себе пустить
пулю в лоб... Зато остальное похоже: забитый людьми пирс, крики,
рыдания, стрельба, дымные столбы, поднимающиеся над городскими
кварталами. И даже длинные, тоскливые гудки, которыми обмениваются
стоящие в гавани суда. Небо над головой, бездонное, пронзительно
голубое, в точности, как над Севастополем, куда Роман наведался
этим летом, во время отпуска. А ещё – ощущение подступившей беды,
от которой только и остаётся драпать, сломя голову…