Фенечка ахнула. Отшатнулась. Рука ее безвольно
упала, не в силах больше держать ставшую невыносимо тяжелой свечку.
А грудь Фенечки будто сковало обручем, да со стальными шипами – и
все давило, давило, не позволяя сделать вдоха.
— Сердце, сердце… - без голоса прошептала
Фенечка.
И уже в полузабытьи видела, как над ней,
распростертой на полу, застыла в немом ужасе Любонька; как
суетилась, шлепая по щекам, Агаша; и как приблизилась к ней,
медленно и бесстрастно, тень третьей соседки,
Нины.
Нину Фенечка не любила, побаивалась. Вот уж кто хоть
с ведьмой, хоть с чертом договорится: ей бы и самой на Лысую гору
лететь. Но теперь у Фенечки не было сил даже поднять глаза. Только
и услышала сказанное Ниной, как приговор:
— Тоже помрет…
— Ты языком-то поменьше мели, Юшина! – тотчас
взвилась Агаша.
— Не кричи, Агафьюшка, - совсем тихо осадила ее
Люба. - Она права, в лазарет нужно. Дмитрий Данилыч всю ночь на
месте, я знаю. Нина, не стой столбом, помоги!
Нехотя, Нина приблизилась, и Фенечка почувствовала,
как подруги подхватили ее обессилившее тело под руки, за талию, и
осторожно повели по темным коридорам и лестницам.
А потом ослепил яркий свет лазарета, но Фенечка
видела его как будто сквозь пелену и мало что могла разглядеть
отчетливо. Все силы ее уходили на то, чтобы бороться с болью в
груди и пытаться сделать еще хотя бы один вдох.
Изредка доносились до нее голоса подруг, плачущие,
встревоженные, потом голоса мужчин, среди которых выделяла она один
– знакомый, любимый голос, тот самый. Фенечка как будто и понимала,
что взяться ему здесь неоткуда – он далеко, он о ней не думает, да
и не знает. Но разглядеть лицо того, кто склонился над ней, Фенечка
уже не могла. Очень хотела, но не могла. А ведь он звал ее по
имени, просил взглянуть на него, просил не спать и все тряс ее
руку. Или это был все же не он? Остро запахло спиртом и медицинской
химией, блеснуло стекло шприца. Он смазал ее запястье холодной
влагой и пообещал, что сейчас станет легче.
А потом…
Фенечка совершенно ничего не понимала. Хлопок, будто
где-то от души стукнули дверью – и на щеку, на платье брызнуло
горячей алой кровью, которую девушка увидела даже сквозь свое
помутившееся сознание. Второй хлопок. Погодя, пока Фенечка пыталась
разобрать хоть что-то, третий.
Но снова ее принялись тормошить за руку, снова
пахнуло спиртом.