Подхватив по памяти с самодельной полки бельё барина, взятое
вчера в штопку, и иголку с нитками, Ванька ещё раз вытер рукавом
глаза, вышел и уселся на плоском, пригретом солнцем камушке. К
работе, впрочем, приступать не торопится, памятуя о том, что она,
работа, имеет свойство никогда не заканчиваться.
Будет ли он хлопотать с утра до ночи, или лениться, растягивая
любое порученное дело к бесконечности, для него, крепостного слуги
у дурного барина, не изменится ровным счётом ничего. Проверено.
- Кхе… - кашлянул подошедший унтер, разглаживая роскошные усы,
переходящие в отращенные по нынешней моде бакенбарды, - ну как там
твой барин? Спит?
- Доброе утро, Савва Иваныч, - подняв глаза, отозвался слуга, -
почивать изволят.
- Почивать? – рассеянно переспросил унтер, - Хм…
Он потоптался было, повздыхал, но Ванька старательно не заметил
невербальных знаков служивого. Вызывать огонь на себя, пробуждая
барина от крепкого сна в алкогольных парах, так это ищите других
дураков!
Достав короткую трубочку-носогрейку, Савва Иваныч сел чуть
поодаль, поближе к дороге, проходящей мимо домов, и, набив трубку и
раскурив её, принялся кидать в сторону лакея выразительные взгляды,
кхекая и покряхтывая.
Ванька, оглохнув и ослепнув, представляет собой аллегорию на
преданного слугу, оберегающего хозяйское имущество и покой,
неспешно занимаясь штопкой кальсон.
Он, может быть, и пошёл бы унтеру навстречу, несмотря на
неизбежное недовольство барина, но сделав так раз, да другой,
ответных любезностей от унтера не дождался. Поэтому – так…
Сколько бы унтер курил, кашлял и решался, Бог весть, да только
мимо, пыля и скрипя, потянулись подводы, поднимая не только
изрядную пыль, но и куда как более изрядный шум.
- Ванька-а! – послышался хриплый, надрывный и страдающий крик из
домика, - Сукин ты сын, ты где...
Выдохнув обречённо, слуга подхватил шитьё и поспешил внутрь,
мельком зацепив глазами злорадную физиономию унтера, кивающего в
такт ругательствам Его Благородия.
- Доброго утра, барин, - войдя внутрь, сходу начал попаданец,
так до сих пор и не научившийся проговаривать это слово легко, без
внутреннего напряжения, - Проснулись? Вот и славно! Я тут…
- Замолкни! – коротко рявкнул поручик, сидящий на влажной
постели с мученическим видом, и, схватив стоящий у изголовья
дешёвый медный подсвечник, с силой кинул его в слугу, метя в
голову.