Ванька увернулся, и подсвечник, врезавшись в дверь, отскочил, и,
прогремев по жестяному ведру, озлил офицера.
- Сукин ты сын… - со злобой сказал мужчина, вставая босыми
ногами на земляной пол и подходя к рабу, - Он ещё…
- … будет…
- … прекословить…
С каждым словом следовал удар в живот, благо, барин не проснулся
ещё толком, да и физические кондиции его далеки от эталонных. Хотя
Ваньке, ещё более далёкому от геркулесовых пропорций, хватило…
- Ну-ка… - его, согнувшегося, с силой вздёрнули за висок, - не
притворяйся! Да и по делам тебе, ироду! Я тут…
Вонючий рот начал выплёвывать слюнявые слова, из которых
выходит, что он, Ванька, есть сукин сын, виновный решительно во
всём! Похмелье, вчерашний проигрыш в карты, маята животом после
дурной еды, и вся его, тридцатилетнего поручика, не сложившаяся
жизнь.
- Будет он тут, сукин сын… - потная ладонь обидно ткнулась в
лицо крепостного, а вконец запыхавшийся барин, отступив на пару
шагов, раскашлялся, задыхаючись.
- Ну… - прохрипел барин, - что стоишь?! Воды налей, да живо!
Трясущимися руками налив из кувшина тёплой воды, Ванька протянул
кружку, вырванную из рук и выпитую с зубовным стуком.
- Видишь? – с какой-то обидой сказал хозяин, - Из-за тебя,
сукина сына… до чего довёл!
Покаянно, как это любит барин, склонив голову, и тая в глазах
бушующую ненависть, раб выслушал сдобренные ругательствами
нравоучения.
- Бумагу, что ли, дай… - после некоторого раздумья приказал
барин, снова усевшись на кровати.
- Что за дрянь, - брезгливо сказал мужчина, повертев в руках
желтоватую, скверного качества бумагу, поданную слугой. Ругаться,
впрочем, дальше не стал. Получив карандаш, принялся, мучительно
морща лоб, составлять записку. Дописав, разогрел сургуч и
запечатал, поставив оттиск перстня, тут же сунув письмецо
слуге.
- На вот, - с отвращением приказал поручик, - в штаб! Ну, ты
знаешь куда… и смотри, без денег, сукин сын, возвращаться не смей!
Запорю!
- Этот, небось, запорет, - одними губами прошептал вышедший из
дому Ванька, сжимая в разом вспотевших руках сложенное конвертиком
злополучное письмецо и уже стократ пожалев, что не ко времени
попался барину на глаза.
Поручение, данное ему, не то чтобы вовсе уж из разряда
невыполнимых. С интендантами и разного рода штабной сволочью у
поручика Баранова свои, особые отношения, выстроенные на маклях,
передёргивании в карты и прочих вещах, за которых в приличном
обществе принято если не бить канделябром, то как минимум,
отказывать в общении и не подавать руки.