– Как прикажете, госпожа, – послушно
согласился он.
Я уже выходила из комнаты, когда в
спину опять донеслось:
– А могу я в таком случае обратиться
с еще одной просьбой?
Нахмурившись, я повернулась.
– Какой?
Аштар поднял голову и посмотрел мне в
глаза. В них больше не было пепла – там горел огонь, от которого
стало жарко.
– Мне бы хотелось еще хоть раз в
жизни увидеть, как вы едите пахлаву, госпожа.
Мой взгляд метнулся к окну. Вдруг
дошло, что отсюда открывался неплохой вид не только на сад, но и на
то место, где мы с Мирале пили кофе. Причем я сидела лицом именно в
эту сторону. Аштар видел все, в том числе и то, как я слизываю
медовую патоку с собственных пальцев.
Щеки вспыхнули.
– Не забывайся! То, что я помню о
твоем достоинстве, еще не означает, что ты можешь безнаказанно
сыпать пошлостями, – резко произнесла я.
Он улыбался. Проклятый дроу знал, что
за наглость ему не будет ничего. И потому, что он безумно красив, и
потому, что даже в рабском ошейнике не растерял уверенности и
харизмы, и потому, что, демоны побери, где-то в глубине души мне
нравятся такие наглецы. Аштар лишь вновь опустил взгляд, чтобы я не
могла видеть пламя в нем.
Из крыла с жильем слуг я выскочила то
ли злая, то ли… не пойми какая. И сразу отправилась к Кидату,
застав его на кухне обсуждающим домашние запасы.
Удачно. Я обвела взглядом
перепачканные полы.
– Кидат, проследи, чтобы раб здесь
все за сегодня отдраил. И чтобы он ушел спать, только когда
закончит работу или будет падать от усталости. Никаких
поблажек.
– Да, хозяйка, – удивленно ответил
он.
Я злорадно улыбнулась.
Кое у кого сегодня вряд ли останутся
силы на влажные мечтания. Я не из тех людей, которые издеваются над
рабами, но никто и не обещал Аштару, что на новом месте ему будет
легко…
Мне снился Хелсаррет.
Бесконечные пески, казавшиеся серыми
под звездным ночным небом, а в нем холодный, бесстрастный
серебряный серп луны. Потаенный оазис, найти дорогу в который
можно, только разгадав хитрые загадки. Старая крепость такого же
цвета, как песок, на котором она стоит. Просторный внутренний двор,
залитый бледным светом полумесяца, и пара десятков застывших темных
фигур. Все – в той самой мучительной с непривычки позе, которую так
сложно воспроизвести непосвященным.
Это было одно из ночных молений
учеников. Не столько действительно моление, сколько очередная
проверка нашей выносливости: оскорбим мы богиню Ланону и тихонько
заснем после полного трудовых тягот дня или же честно просидим до
утра в священном трансе? Учителя всегда делали вид, что не
наблюдают за нами, что двор пуст, никого, кроме нас, в нем нет, а
потому всё остается только на нашей собственной совести. Конечно,
это была неправда – после серии молений главных хитрецов
обязательно наказывали.