— Я не сочту за оскорбления ваши
слова, ваша светлость. Но сколь денег вы дали на открытие школы
поваров? Но доля же ваша в этом есть, на том уговор. Я знаю о ваших
стесненных средствах, оттого ничего не просил. Однако, мы живем в
мире, где все имеет свою цену. И я сделаю так, как нужно, - сказал
я и демонстративно стал молчать.
— Бог с вами, Михаил Михайлович, но
таких средств у меня нет. Доходы от имений пошли на погашение
некоторых кредитов. Извольте обождать! - сказал Куракин, чуть
отворачиваясь, будто ему, действительно, противно говорить в такой
час о деньгах.
А мне не противно. Мне нужно готовить
деньги для покупки трактиров, а еще было бы неплохо заказать на
Петербуржской верфи хотя бы фрегат. Замахнулся на неисполнимое?
Отчасти. Но корабль – это всегда хороший актив, а так получилось,
что одна из главных русских верфей нынче не загружена ни
строительством, ни ремонтом. А вот когда будут деньги, так не найду
где и корабль заказывать. Еще нужно было бы узнать, а могу ли я,
как частное лицо купить себе корабль, пусть без вооружения? Ну да
были бы деньги.
— И последнее, прежде чем я начну
писать… - Куракин оживился и теперь уже его выражение лица было
более чем натуральным, не наигранным, наверняка, решил, что
требования продолжаться. – Мне не приносят писчие приборы.
— Ух! - даже не скрывал своего
облегчения Куракин.
Уже через пять минут я писал,
зачитывая вслух, какой именно сейчас появляется текст на
бумаге:
— Божиею Милостию Мы Павел Первый,
Император и Самодержец Всероссийский, Московский, Киевский,
Владимирский, Новгородский… - я напрягался вспоминать полный титул
императора, который не так давно заучивал наизусть. – Наследник
Норвежский, Герцог Шлезвиг-Голстинский, Стормарнский, и прочая, и
прочая, и прочая. Объявляем Нашим верным подданным духовного,
военного, гражданского и прочих чинов. По вступлении Нашем на
Прародительский Наш Императорский Престол.
Еще из разговоров Куракина с Павлом я
знал, что новый император считал себя продолжателем и наследником
титулов своего отца Петра Федоровича, что отразилось в титуловании
«Наследника Норвежского и герцога Шлезвиг-Голстинского». Также
Павел Петрович объявлял себя в праве считаться наследником
Норвегии, Ольденбурга. Уж не знаю, правильно ли я сделал, что
включил в полный титул русского императора и эти земли, но подобное
должно польстить и потешить эго Павла Петровича. Между тем, я
продолжал.