– Я задал глупый вопрос, за которым последует наказание.
– А! Точно-точно! Так вот, гироваги – это такие странствующие
монахи. Почитаемый народ здесь. – Туут остановился и критически
осмотрел Тимьяна, который теперь мало чем отличался от старика, или
же от восков. Просторный, если не сказать больше, серый хитон,
препоясанный вервием. Мальчик подумал, что выглядит как пугало. – Я
тот еще бродяга, да и ты выглядишь изможденным. Самые настоящие
пустынники. Пойдем в тенек, выпьем чего-нибудь.
От Тимьяна не укрылось – старик явно кого-то ожидал. Мальчик до
сих пор – уже почти неделю – чувствовал, что старик отнюдь не
случайно наткнулся на него в трущобах. Он искал его
целенаправленно. Где-то в глубине души Тимьяну это льстило. Чисто с
мальчишеским задором он предавался мечтам о собственном
таинственном происхождении и о том, что справедливость
восторжествует.
Но вряд его… учитель хотел именно этого.
И тут мальчик подметил, что в целом его размышления стали более
оптимистичны, что ли. А ведь совсем недавно он, можно сказать,
свыкся с мыслью о голодной смерти там, в Онии – месте таком далеком
и таком близком.
В конце концов они сели на лавку под дырявым навесом, сшитым из
лоскутков. Тибехе, заправлявшем в этой куцеме[1],
можно было смело дать прозвище пройдоха. К его почти черному лицу,
изборожденному столь частыми морщинами, что впору было диву
даваться, навсегда приклеилось подобострастное выражение,
говорившее всякому, что он пройдоха и есть.
– Господин! – лебезил он, беспрерывно кланяясь. – Чего вам,
господин?
– Чаю нам обоим, и по куску хурмы.
– Слушаю, господин! Сию минуту, господин! Да освятит нас Хуртин!
Пребудем в свете!
– И помни, дорогой! – деланно нахмурился Туут, пригрозив ему
пальцем. – Если обвесишь – предашься тьме! Ибо грех обманывать
добрых анахоретов[2], долгое время смирявших плоть в
пустыне!
– Что вы! – всплеснул руками тибеха. – Что вы! Разве можно?
Света нам! Света нам горемычным!
Спустя пять минут тибеха, кружась и вертясь как заведенный,
накрыл стол.
– Пожалуйте, господин! Чаек чудо, как хорош! Скава нынче
изумительная. Свежий урожай! Свежайший! С плантаций Канты! Самый
лучший! Только у меня! А аромат какой! Пейте, ешьте!..
– Врешь! Кто тебе, нищеброду, позволит торговать элитным
сортом?
– Обижаете, господин! Признаю, признаю, это не совсем Канто. Но
с предместий, уверяю вас! С предместий, почти с самых гор! Чистота!
Это у соседей скава придорожная, или даже с мусорок, но у меня…