– Да уж понятно теперь, – улыбнулась Надя. – Но не думаю, что Варвара сильно рассердилась, она же добрая.
Степанида ничего не ответила и молча прошла в соседнюю комнату. Вскоре она вернулась с четырьмя свечами в одной руке и спичками в другой. Протянула спички Любаше и сказала:
– Зажигай, а я свечки подержу.
Небольшую комнату озарило четыре тусклых огонька. Девушки взволнованно и испуганно переглядывались, не решаясь что – либо предпринять.
– Кто будет первым? – разорвал тишину тоненькой голосок Марьяны.
– Давайте я, – сказала Любаша. – Степа, напомни, что делать нужно?
– Подойди к печи, открой дверцу и задай свой вопрос. Затем слушай, что тебе ответят, – шепотом сказала Степанида. – Если ответа не будет, можешь задать другой вопрос.
Любаша молча протянула свою свечу Степаниде. Медленно подошла к печи, вздохнула и села на колени перед дверцей.
– Хорошую печку Василий сложил, прочную, – невпопад сказала она. – Никакая нечисть через нее не пролезет. Ну ладно, – резко выдохнув, она рывком распахнула дверцу и приблизила свое лицо к темному проему. – Силы могучие, силы высшие, ответьте мне, сосватают ли меня за Ваньку – помощника кузнеца? – дрожащим голосом спросила Любаша.
Четыре девушки замерли в ожидании ответа. Не слышно было даже чьего – либо дыхания. Любаша бросила быстрый взгляд на своих подруг, затем вновь уставилась в темноту печи. И вдруг раздался голос – тихий, едва слышный голос, идущий, казалось, из самого сердца печи:
– Тимофею, Тимофею сосватают….Тимофею…
Любаша отшатнулась от дверцы, затем быстро вскочила и кинулась вон из комнаты. Марьяна, Степа и Надя, бледные и дрожащие, молча смотрели друг на друга.
– Я… я пойду… успокою ее, – чуть слышно произнесла Надя и мелкими шажками двинулась к двери. – Тимофей, Тимофей, кому он нужен, дурак этот, – пробормотала себе под нос она.
Марьяна и Степа проводили ее взглядом.
– Будешь следующей? – нервно спросила Марьяну Степанида.
– Давай… давай вместе. Не так… страшно будет, – срывающимся шепотом ответила Марьяна.
Девушки подошли к все еще не закрытой дверце печи, опустились на колени. Переглянулись. Наконец, молчание нарушила Степа:
– Скажите мне… пожалуйста… вот я… буду ли женой Николая, конюха нашего местного?
И снова голос – тихий, едва слышный, раздающийся из темноты:
– Не Николай тебе судьбой обещан, а Петр, Петр…