– Позвольте осведомиться, кем была ваша дорогая матушка, из какого села, какого роду-племени?
– Ох, Руден, Руден это тяжелее всего объяснить. Друг Руден, мать моя была лисицей, лесной феей, обычной лесной нечестью. Глянулся ей отец, она и охмурила его, к рукам прибрала.
– Поженились они ведь в церкви, да? Стало быть, открестилась она от своей нечистой сути, – Руден с легкостью простолюдина верил во все колдовские штучки, что же оно и правда, кто бок о бок с лесами, полями, долинами и озерами век живет, тот не верить не может. Как можно не верить собственным глазам, я вас спрашиваю?
– Стало быть. Прежде чем выскочить за папеньку замуж, поставила она ему одно условие – никогда не входить без стука в ее опочивальню. Трое мальчишек настругали, у каждого из них на коже отметина горела – лисий след, верно, чтоб не забывали откуда родом. У старшего – под подбородком, у среднего – на груди, у младшего – на ноге. Тут люди шептаться начали все громче, дескать, графиня не от мира сего, да и пятнами дети помечены, нечисто тут. Граф задумался, сложил в уме два и два, и однажды не утерпел сердечный и вломился в покои матушки, а там лисица у кресла свернулась калачиком. Увидела батюшку, встрепенулась, пока он рот закрывал, меж ног его и проскочила. С тех пор мамашу не видели.
– Лисица?
– Она самая.
С потолка вода капает, солома ощутимо попахивает прелым, каменная лавка спину натирает, а я лежу себе, ноженькой дрыгаю и сказываю:
– Нас с братьями нянька воспитывала, кормилица Вэлла. Любила нас безмерно, баловала, всячески прикрывала от отцовской сердитости. Кормила на убой. Отец, когда не прибывал в мрачной стране меланхолии, был с нами очень суров. Поэтому от нас требовалось, как минимум не попадаться ему на глазах. Мы чаще всего обитали на нижних этажах замка и в деревне, в родительском домике Вэллы, где играли с ее детишками и деревенскими ребятишками.
Деревня носила звучное название «Серебрянная», когда-то там обнаружили клад разбойника. В деревне помимо легенд из прошлого, жила так сказать легенда настоящего – старый чернокнижник Кромахи. Его имя прогремело по всему побережью в ту пору, когда он еще жил в башне на берегу Гардийского залива. Ух, какие он дела проворачивал! Оживление мертвецов: упырей штамповал как две сопли из носа, проклятия вечные, пожизненные, до второй среды декабря и до седин или до проста