Свинцовой тяжестью ухнуло в душу отвратительное воспоминание, расползлись темной лужей обида, горечь, брезгливость, – шуткой, забавным приключением происшедшее никак не представишь. Это сейчас Тонька бравирует, прячется в эйфории нечаянного развлечения. Долго, долго еще им с ней будет стыдно смотреть друг дружке в глаза; придется забывать, прятать сегодняшний день куда-нибудь далеко, туда, где он постепенно забудется, выцветет, затянется плацентой новой памяти. И впереди – вполне предсказуемое объяснение с мамой, объяснение, которому она предпочла бы любое наказание, любое мучение. Объяснение! Целая процедура, пыточный ритуал, с влезанием в душу, разоблачением позорной подноготной ее проступка, после которого мама непременно разразится монологом о том, как трудно ей жить в обстановке «нелюбви и отсутствия элементарного понимания», с последующими слезами, обвинениями и принятием лошадиных доз успокоительного.
Мама – преподаватель музыки, «творческий человек», как любил говаривать дедушка, многозначительно поднимая вверх указательный палец, и такие монологи для Ани – не новость, она их уже столько наслушалась и насмотрелась – на две жизни хватит. Просто, с уходом папы они стали все более частыми и надрывными, иногда вспыхивая буквально на пустом месте, доводя маму и всех присутствующих до нервного истощения. И сейчас она невольно чувствовала себя самым настоящим палачом, и сердце наполнялось тоской, разрывалось от раскаяния. Дернул ее черт!
Ладно, проехали! Кончено! Она взяла Тоньку под руку, сделала шаг в сторону…
– Подождите! – от волнения акцент Стефана стал заметнее. – Я понимаю, вы, кажется, не хотите звать милицию. Может быть, вы и правы. Но я чем-то могу вам помочь? – в его голосе слышалась просительность, приправленная, впрочем, недвусмысленно-практическими нотками, и девочки нерешительно остановились (что он хочет-то? может, показалось?).
Впрочем, нерешительность тут же улетучилась, они саркастически переглянулись, прочитав в глазах друг дружки одну и ту же мысль. Ну, конечно! вернет им кто-нибудь настроение, надежды, деньги! И впереди – неминуемая расплата, раскаяние, терзания, угрызения. Эх!
Видимо, Стефан понял их без слов (даром, что иностранец) и повторил свое предложение:
– Но я могу чем-то быть полезен? – практичность и просительность в его голосе уравновесили друг друга. – Могу я пригласить вас куда-нибудь?