– Давайте знакомиться. Я – Стефан. – говорил он с легким, едва уловимым акцентом.
Подружки поочередно представились. Ане показалось, что ее руку он задержал немного дольше, и она уже принялась читать себе отповедь, полную желчи и сарказма, но в этот момент натолкнулась на взгляд Стефана. Участие, ирония сменились в нем интересом, чем-то еще, неуловимым, непонятным и от этого еще более притягательным; отповедь развалилась, оставив после себя смятение, сомнения, тревогу. Сердце сжалось, провалилось куда-то, – немедленно, сию же секунду бежать отсюда, спрятаться, отрешиться, забыть!
Она повернулась к Тоньке, но та (ох, уж эта Тонька!) уже завела с этим Стефаном светский разговор. Ну да, noblesse oblige, законы гостеприимства. Нет, надо все это немедленно прекратить, остановить!
Аня прислушалась к разговору.
– У вас неприятности? – вежливо осведомлялся Стефан.
– Да вот, – отвечала Тонька, входя в роль, по привычке шмыгая носом, – на гопников нарвались…
Стефан растерянно улыбнулся.
– На кого? На кого-кого?
Тревога кольнула резко, неприятно, подхлестнула – бежать, бежать скорее! Аня громко закашлялась – ну, да! вот так пошло, примитивно!
– Деньги у нас украли. – она бросила выразительно-хмурый взгляд подружке – у той в глазах недоумение, растерянность. – Домой пойдем.
Новый знакомый отреагировал мгновенно.
– У вас украли деньги? А почему вы не позовете милицию?
Они переглянулись, и Тонька уклончиво ответила:
– Не успели, – она повернулась к Ане, вздохнула (что ж, надо – так надо), поправила рюкзачок. – Ну что, пошли?
– Пошли, – Аня бросила прощальный взгляд в лицо очередной своей несостоявшейся любви (good bye, Стефан! – кажется, впервые она знает имя, – прогресс!), на тенистые аллеи, излучину реки, серебристо проблескивающую сквозь кружева листвы. Прощай день, прощайте, мечты, прощайте, надежды!
Страшно, просто безумно хотелось остаться, может быть, даже подружиться (хотя бы! – подружиться!) с этим приятным, улыбчивым парнем, но неведомая сила, горячее, запальчивое упрямство, еще черт знает, что тащили прочь, заставляли произносить вымученные, фальшивые слова. И мысли, вдруг подчинившиеся этой силе, тоже стали выплетать узоры убеждений, кривенькие, натужные: что здесь делать дальше без денег, без настроения? смотреть, как другие отдыхают? «Мы чужие на этом празднике жизни»…