- Ты заметно подросла… Скоро уже догонишь Генриха. - Отец
ласково поднял меня над землей, описывая круг и снова ставя на
землю. От него пахло лесом… осенней листвой, пышными, пьянящими
елями, взмахами крыльев лесных птиц, их пением, тлеющим закатом… В
его могучих руках, скрытых под кожаными, неизменно черными
перчатками, на которых сияли сапфиры и вышитый серебряными нитями
герб нашего рода, я чувствовала себя в такой безопасности, которую
не могла ощутить ни в присутствии матери, ни наедине с собой. Это
был истинный покой, смешанный с первородным счастьем, таким редким
и небывалым, что даже просто поверить в его существование,
оказалось попросту невозможно. Его лицо никогда не было изуродовано
шрамами, гангренами или просто увечьями, что всегда отличало нас от
всех иных родов, что хвалились военными заслугами и собственными
ранами, зазря считая их показателем силы и авторитета. Дальше всех
в этом вопросе ушел род Вир… Сыновья которого не знали жизни вне
поля боя. Их тела, раскрашенные в священные символы, редко были
целыми. Потеря пальцев, ушей, глаз и конечностей, их не
останавливало ничего, и поговаривают, что под конец жизни… Их лица
уже было не отличить от волчьих морд. Тиер, как лик всего семейства
Рихтер, напротив, следил за собой, всегда имел причесанные волосы,
каштанового цвета, обычно скрытых под широкополой шляпой из белой
кожи, с заломленными краями и пером журавля. Его жилет отличался
приятным багровым окрасом, пуговицы из золота блестели под
пляшущими огнями факелов, льняная рубаха не имела воротника, вместо
этого, на шее отца сияли сложенные между собой нити золота и
серебра, которые уходили к груди, заканчиваясь загнанным в оправу
агатом, отражающим мое лицо и пустой взгляд янтарных, детских глаз.
Сегодня, образ отца дополнялся парадными кожаными брюками, на
которых сверкал почти никогда не используемый им меч, подарок
одного из старых друзей из рода Вир, которые сейчас, увы, уже
покоились в земле. Впрочем, его подарок стал символом нашей дружбы…
Что не могло не радовать, враги волчьего рода зачастую заканчивали
жизни на пепелищах собственных домов и растерзанных тел собственных
семей. Если, конечно, Император отпускал их ошейник. - Оставьте
нас. - Приказ отца был выполнен незамедлительно, поклонившись,
слуга вышел за двери, оставляя нас наедине.