Издали можно было подумать, что обычная девушка, обнажённая и
простоволосая. Но когда «девушка» приблизилась, я увидел, что щёки
у неё ввалились, глаза светятся зелёным огнём, а пальцы на руках
удлинились и заканчиваются острыми когтями. Этими когтями ведьма
нацелилась мне в горло.
Я снова кастанул Удар. Увернулась, зараза! Отличительная
особенность свежеобращённых — скорость. Не такая, как у
полноценного упыря или вурдалака, конечно, но по сравнению с
обычной человеческой — сто очков вперёд. Рубить ведьму мечом мне не
хотелось. Красный Петух!
Вот теперь то, что надо. Волосы ведьмы вспыхнули, она в ужасе
завертелась на месте. Первый раз, видимо, с таким столкнулась, не
знала, что делать. Я не стал терять времени, подскочил ближе к ней.
Скастовал Знак, вынесенный из пореченской библиотеки —
неподвижность. Ведьма замерла на месте. Я шагнул вперёд. Она,
подчиняясь Знаку, в точности повторила моё движение. Шагнула мне
навстречу.
В лице — ничего человеческого. Горит знакомой тварной ненавистью
ко всем людям без разбора.
— Устинья! — позвал я.
Как зовут девушку, узнал у кумы Фёдора. Которая о моём
присутствии в селе поклялась молчать, как рыба об лёд.
Шевелиться тварь не могла. Говорить тоже. Но что-то в выражении
её лица изменилось. Своё имя она пока помнила — даже в обличье
твари. А это, если верить компетентным источникам в лице отца
Василия, хороший знак.
— Устинья!
Губы девушки дрогнули. Из глаз, горящих зелёным огнём, вдруг
хлынули человеческие слёзы.
— Иди ко мне, — я снова шагнул ей навстречу.
Мы сблизились почти вплотную, на расстояние вытянутой руки.
Я сунул руку за пазуху. Сжал в кулаке то, что припас. Ведьма,
как в зеркале, повторила моё движение. Зашарила рукой по голой
груди, сжала кулак. Ну, что? Смертельный номер?
Я резким движением выкинул руки вперёд, к шее ведьмы.
Она повторила жест. К моему горлу устремились когти, царапнули
по Доспеху. Ведьма взвыла от негодования. Ненавистный человек так
близко!
А потом она вдруг заорала. Так, как умеют только твари — у меня
заложило уши. Сам я, даже если очень постараюсь, подобный звук
изобразить не смогу. И слава тебе господи, конечно. В музыканты не
собираюсь, но и оглохнуть во цвете лет — такая себе
перспектива.
Впрочем, справедливости ради, было от чего вопить. Простой
серебряный крест, который я купил в пореченской церковной лавке, а
сейчас надел на шею твари, от соприкосновения с её кожей принялся
нагреваться. И в считанные секунды запылал нестерпимо алым цветом
раскаленного металла. Не самые приятные ощущения, полагаю.