— Ну, за победу! — услышал я.
Решительно поддержал:
— За победу! — и подошёл к столу.
— О, Владимир! — обрадовался Харисим. — Знакомьтесь, братья! Это
вот он, тот самый граф Давыдов и есть.
В руках у меня немедленно оказалась кружка. Минут десять ушло на
эмоциональный рассказ о том, какой я суперский охотник и в целом
офигенный парень. После этого беседа перекинулась на другой
предмет, а я сумел оказаться рядом с Ерёмой и задать ему вопрос.
Опасался, что Ерёму увижу в состоянии близком к парню, отдыхающему
у крыльца, но обошлось. Праздник, видимо, начался недавно.
Накидаться до махания лавками пока не успели.
— Слушай. Приёмщик говорит, ты перед Рождеством стальные кости
сдавать притаскивал?
Ерёма поморщился.
— Ну, было. В первый раз тогда эту пакость увидал. Откуда мог
знать, что их такие не принимают? Теперь-то уж не беру, конечно. И
никто не берёт, нынче мы учёные. Это по первости, бывало,
притаскивали — когда не знали ещё.
— А откуда они берутся, вообще?
— Из мертвяков.
— Только из них? В тварях таких костей не бывает?
— Не. В тварях не бывает. Только в мертвяках недавних.
— Недавних?
— Ну. Все, что вылазили — свежие захоронки.
— А с чего они вылазят, не знаешь?
— Поначалу мы думали, что мертвяков упыри да вурдалаки
призывают, — вмешался в беседу Иван. — Поначалу ведь как было?
Пошёл ты, скажем, на упыря. Сразил тварину, выдохнул, только
собрался кости жечь — глядь, могила распахнулась! И оттуда на тебя
другая тварь прёт. Вот эта, с костями стальными. То есть, покуда
упырь или вурдалак не показывался, и эти лежали смирно. А ныне
обнаглели, сами лезут. Так и норовят из могил повыскакивать!
— А они только на охотников выскакивают?
— А на кого ещё? Кому по кладбищам в темноте ходить-то, кроме
нашего брата?
— На днях, говорят, возле Гурьевского кладбища мертвяк девку
уволок, — вмешался Ерёма. — Папаша её там могильщиком работал. Ну и
кто-то ему с дурна ума денег отсыпал больше, чем положено —
покойничка помянуть. Папаша и помянул, прямо у могилы. Заснул,
ночевать не пришёл. Жена всполошилась, дочь отправила его искать. А
дочь до могилы-то дошла, а дальше — след простыл. Папаша к утру
проспался, зенки продрал. Глядь — могила раскрыта, крышка гроба
сдвинута, земля вокруг истоптана, а от дочери только башмачок
остался.
Захар, сидящий рядом со мной, вздрогнул и перекрестился.