Маменька прижала пальцы-сардельки к вискам, помассировала их
(виски, конечно, не сардельки), вздохнула.
– Синдерелла останется дома. Ей надо чечевицу от гороха
отделить…
– Зачем?
– Что бы они были отдельно, – терпеливо пояснила золушкина
мачеха.
– А зачем? Ну и вообще. Если Синди не поедет, я тоже
останусь.
Я упёрла руки в боки. Чёрные глазки уставились на меня двумя
буравчиками. Маменька шумно выдохнула, уже с меньшим терпением.
Крылья её носа, покрытого крупными порами, стали раздуваться.
– Какая муха тебя укусила, Дризелла?
– Дрэз. С сегодняшнего дня или так, или никак.
– Дрэз?
– А что? Коротко, стильно. Не то что Дризелла. То ли муха, то ли
понос пробрал. То же мне имечко!
– Друзилла с латинского переводится как «роса»…
– Так «дру», а не «дри», – возразила я. – И сразу вспоминается
Юлия Друзилла, сестра и любовница Калигулы…
Маменька прищурилась. Сложила пальцы домиком. Дутые золотые
кольца на них вовсе не украшали жирные сардельки, честно
признаться.
– Я не знаю, кто такая Калигула. Но я сказала: нет. Синдерелла
на бал не поедет. А ты, Дризелла, Дрэз, если тебе так угодно,
сейчас же покинешь мой кабинет. А вечером поедешь на бал. Пока что
в этом доме хозяйка – я, а не ты.
– Ну, не вы, маменька, а Золушка. Разве не так? Ведь именно она
– дочь хозяина этого дома.
Матушка поджала пухлые губы. Её глазки сверкнули гневом. Я не
стала дожидаться, когда тучи разразятся грозой, и поспешно
ретировалась.
Так. Первый вариант не удался.
Мы жили в двухэтажном доме с черепичной крышей. Грубые стены,
сложенные из плохо обтёсанных серых камней, оплёл хмель. В
палисаднике вместо роз цвели капуста и редька. И тыква… Я
остановилась рядом, наклонилась, потыкала пальцем зелёный
золотистый раструб цветка. М-да. Плоды будут не скоро. Я не спец по
агротехнике, но догадываюсь, что между цветением и созреванием
плодов времени проходит прилично.
Ладно.
Тогда начнём с платья.
Синди я нашла рядом с колодцем. Девушка набирала воду
ведром.
– Пошли в город, – скомандовала я. – Кстати, не помнишь,
маменька нам с сестрой на расходы деньги выделяет?
Бирюзовые глаза с недоумением уставились на меня. Девушка
вытащила полной деревянное ведро, поставила рядом, на каменный
бортик.
– Конечно, – осторожно ответила Золушка. – Вы с Ноэми ни в чём
себе не отказываете.
И вытерла руки о залатанный фартук из некрашеной грубой ткани. И
что-то в этом жесте мне показалось очень странным, но я не успела
додумать мысль: из дома донёсся голос маменьки, а потому я, схватив
сестрёнку за нежные ручки, бросилась на улицу. Мы выскочили в
резные воротца, и мои деревянные… э-э-э… сандалики? застучали по
каменной мостовой. Не асфальт. Ох.