Попав на заседание, я вежливо поздоровался. Мне сдержанно
покивали в ответ. Людно не было, да и знакомы мне оказались лишь
двое – сам Пуго, да Янаев, его зам. Последнего я, впрочем, помнил
по окаянным дням ГКЧП – как у Геннадия Ивановича руки дрожали в
прямом эфире. Обладай он хоть малой долей мужества, твердости,
стойкости, то за измену Родине судили бы не его, а Горбачева с
Ельциным!
Да, пришлось бы действовать жестко – устроить советскую версию
Тяньаньмэня. Погибли бы тысячи распоясавшихся «демократов»,
выдающихся представителей «вечных двух процентов дерьма» – не
жалко. Зато были бы спасены миллионы душ – нормальных советских
людей! Спору нет, жизнь пошла бы трудная, но СССР не распался бы,
не случилось бы смуты и разрухи «святых девяностых»…
Не знаю уж, как Янаев воспринял мой неприязненный взгляд, однако
он заерзал.
– Начнем, товарищи, – чинно сказал Пуго, и секретарь тут же
склонился над девственно чистым протоколом, запятнанным лишь
чернильным грифом «Совершенно секретно». – В адрес Комитета
партийного контроля поступило письмо от коллектива сотрудников НИИ
Времени, подписанное от лица товарищей заведующим лабораторией,
старшим научным сотрудником Панковым Аркадием Ильичем…
«Ишь ты… – поразился я. – Так вот откуда ветер подул! А вони-то,
вони сколько нанес…»
– Не стану зачитывать письмо, – продолжил Борис Карлович,
откладывая мятый исписанный лист с приколотым конвертом, – там
приведено слишком много подробностей и доказательств полного
морального разложения товарища Гарина…
– А можно чуть поконкретней? – холодно сказал я. – А то
непонятно, как именно я разложился.
– Извольте, – криво усмехнулся председатель КПК. – Вы, товарищ
Гарин, разумеется, станете отрицать факт вашего проживания с тремя
женщинами одновременно?
Присутствующие возмущенно зароптали, глядя на меня, как на врага
народа, но и завистливое любопытство я тоже уловил.
– Нет, товарищ Пуго, отрицать данный факт я не стану, –
непринужденность далась мне с трудом, но сдерживаемая пока ярость
неплохо тонизировала. – Да, я проживаю вместе с тремя женщинами,
матерями моих детей, и что в этом плохого?
Бедный Пуго даже отшатнулся.
– Что? – растерянно выдавил он. – А вас разве не смущает
аморальный характер данных отношений?
– Нисколько, – хладнокровно отрезал я. – На данном судилище
присутствует, как минимум, четверо, имеющих любовниц, и характер
подобных отношений почему-то никого не смущает, ведь эта достойная
четверка тщательно скрывает свои внебрачные связи. Меня, знаете,
всегда приводило в глубокое изумление то обстоятельство, что
коммунисты – атеисты по определению – оценивают нравственность
товарищей по партии с точки зрения христианской морали, причем в
самом ханжеском ее выражении. И я не совсем понимаю, что конкретно
вас не устраивает? Ведь жена-то по документам у меня одна, а число
любовниц никакими регламентами не ограничено!