М-да. А я удивлялся, почему в лазарете мало раненых.
–
Не первый год бьемся в эту стену. Результата никакого, – Карлович
замолкает, затем трясет головой. – Не будем о грустном. Лекадия,
спойте!
Призыв подхватывают за столом.
–
Леокадия Григорьевна, просим!
Хирургическая сестра некоторое время отнекивается, но по лицу
видно, что просьба ей приятна. Озадаченный поручением санитар
приносит гитару. На грифе – бант. Леокадия берет инструмент и
подстраивает струны.
–
Как грустно, туманно кругом,
Тосклив, безотраден мой путь,
А прошлое кажется сном,
Томит наболевшую грудь.
Ямщик, не гони лошадей,
Мне некуда больше спешить,
Мне некого больше любить,
Ямщик, не гони лошадей…
Голос у Леокадии звучный, поет она замечательно. Понятно,
почему просили. Это романс в этом мире есть, как и многое другое.
Здесь были Пушкин и Лермонтов, Тургенев и Толстой. А вот
Достоевского не случилось. Наверное, оттого, что не было дела
петрашевцев. Их не судили, не приговорили к смерти и не
инсценировали казнь. Молодой Достоевский не пережил потрясения и
ожидания смерти, не отправился на каторгу. В результате Россия
потеряла писателя. Возможно, к лучшему. Не люблю Достоевского –
депрессивный он.
–
Как жажду средь мрачных равнин
Измену забыть и любовь,
Но память – мой злой властелин –
Все будит минувшее вновь.
Все было лишь ложь и обман,
Прощай и мечты и покой,
А боль незакрывшихся ран
Останется вечно со мной…
Леокадия умолкает. Все аплодируют, я – тоже.
–
Еще! Еще!
Сестра не заставляет себя упрашивать и поет дальше. Смотрю на
нее. Лицо раскраснелось, глаза закрыты. А она симпатичная. Не
красавица, но приятная. Сколько ей лет? Тридцать точно, возможно,
больше. Мужа нет – это я знаю. Таких замуж не берут – считают
слишком эмансипированными. Женщин-врачей в России мало. Те, что
есть, – акушерки. Леокадия выучилась на хирургическую сестру. Это
редкость. Своего добилась, но заплатила одиночеством. А любви
хочется, вон как поет! До печенок пробирает. Почему русский романс
такой грустный? Отчего в нем столько тоски? Чувствую, что впадаю в
меланхолию. Накатывают воспоминая. В эти дни я гнал их –
потерянного не вернуть. Но теперь они пришли. Никогда мне не
вернуться в свою уютную квартиру, старательно и с любовью
обставленную. Не придти в госпиталь к коллегам, не поболтать с ними
о делах. Не зайти в современную операционную с медицинской техникой
новейшего поколения. Жены у меня нет – развелись, но есть дочь
Даша, студентка МГУ. Мы с ней были близки. Как она пережила мою
смерть? Наверняка рыдала. Ничто ее не утешит. Ни компенсация от
государства за отца, ни наследство. Завещание я составил в ее
пользу. Квартира и деньги, что скопил, достанутся ей. Но это
не заменит отца. А мне никто не заменит ее. Как же плохо! Мир
расплывается…