Значит, собираются наступать…
–
Есть же бронеавтомобили.
–
Они не смогут преодолеть траншеи и окопы.
–
На колесах – да. Но если заменить их гусеницами…
–
Чем?!
–
Вот эти стальные ленты называются «гусеницы», – показал я на
фотографии. – Здесь они движутся вокруг боковых частей корпуса. Это
сложно и нерационально.
–
Можете показать проще? – улыбнулся генерал.
–
Нужны карандаш и бумага.
Получив требуемое, я сел за стол и изобразил танк, взяв за
основу советский Т-26 из моего времени, в девичестве «Виккерс».
Рисовать я умею. Изобразив танк в разных проекциях, передал листок
Брусилову.
–
Смотрите! Это ведущее колесо, а это ленивец. Внизу опорные, сверху
– поддерживающие катки. Привод спереди. Ничего сложного.
–
Вы разбираетесь в механике, – удивился генерал. – Не ожидал от
врача.
–
Многие врачи – хорошие механики. Инструменты, которые мы используем
в работе, придуманы ими. К тому же мне интересно. Читал журналы и
специальную литературу.
–
Понятно, – кивнул он. – Но я сомневаюсь, что у наших инженеров
получится. По крайне мере, быстро.
–
Можно поступить проще. В Северо-Американских Соединенных Штатах
производят тракторы на гусеничном ходу. Я читал о них. Можно купить
патент или заказать готовые ходовые. Только попросить их удлинить,
у американцев они короткие. Трактору не нужно преодолевать
траншеи.
Если правильно помню, так поступили французы в Первую Мировую
войну. И танки у них вышли лучше, чем у англичан. Откуда знаю?
Сказал же: читал.
–
Любопытно, – задумался Брусилов. – Вы можете изложить свои
соображения на бумаге?
–
Кто станет слушать зауряд-врача?
–
Зато послушают командующего фронтом, – хмыкнул Брусилов. – Прошу
вас, Валериан Витольдович!
Как
тут откажешь? Я сел за записку. Нарисовал и написал все, что помнил
танках того времени. Изложил тактику их применения. Подчеркнул, что
не стоит бросать их в бой без прикрытия артиллерии и пехоты, как
было в моем мире. Остапа понесло: на меня нахлынуло, я писал и
писал. Хорошо, что Брусилов в благодарность за исцеление подарил
мне авторучку с золотым пером. С обычной я бы замудохался. Записка
вышла на редкость большой – даже не ожидал. Через несколько дней я
отнес ее Брусилову. Читая, тот хмыкал.