Теперь понятно. Узнала и решила
навестить. Но прямо сказать это нельзя – неприлично. Нравы здесь
патриархальные.
– Меня пригласили.
Полякова укоризненно смотрит на меня.
В глазах невысказанный вопрос: «Мы, ведь, тоже приглашали?» Пожимаю
плечами. Лицо Поляковой грустнеет, но очарования не теряет. В ее
возрасте это невозможно.
– Останови, Фрол! Мы погуляем.
Понятно: не хочет говорить при
кучере. Коляска замирает у входа в сквер. Деревянная ограда из
реек, тенистые деревья. Соскакиваю на мостовую и протягиваю
Поляковой руку. Она у меня в перчатке. Я в парадном мундире с
орденами – все же Минск приехал. А ордена снимать здесь запрещено:
наградили, так носи!
Полякова выпархивает из коляски и
берет меня под руку. Так, парочкой, и заходим в сквер. Людей здесь
хватает. Военные и гражданские, мужчины и женщины. Многие толпятся
у небольшого фонтана, выложенного из камней. На невысоком
постаменте – скульптура. Мальчик обнял лебедя, а тот фонтанирует
струей из клюва.
Проходим мимо и углубляемся в аллею.
Лиза ведет меня уверенно. В укромном уголке (хотя какой он укромный
– сквер совсем небольшой) находим незанятую скамейку.
– Присядем?
– Как скажете.
Лиза устраивается на скамье и
расправляет складки платья. Занимаю место сбоку. Она смотрит на
меня. Черт! Какие у нее глаза!
– Вы получили мое письмо?
– Да.
– А от отца?
– Тоже.
– Но к нам не заехали.
– Не успел.
– А собирались?
М-да… Этой барышне палец в рот не
клади.
– К чему этот допрос, Елизавета
Давидовна?
– Вы не понимаете! – Глаза ее
наливаются влагой. Тонкие пальчики мнут кружевной платочек. – С
того вечера я сама не своя. Как вспомню этих разбойников… Вы
явились, как ангел с неба и покарали нечестивцев, но затем исчезли.
Мы хотели вас отблагодарить.
– Вы это сделали в письме. Ваш отец –
тоже.
– Этого недостаточно. Вы заслужили
награду.
– У меня есть, – касаюсь пальцами
орденов.
– Это не от нас.
– Мне достаточно.
– Не хотите принимать нашу
благодарность?
– Ничего особенного я не совершил.
Проходил мимо и заметил женщину, которой угрожали ножом. Поступил,
как должно офицеру и врачу. За такое не награждают.
Похоже, я ее обидел. Губки
задрожали.
– Скажите честно, Валериан
Витольдович! Вы не хотите принимать нашу благодарность из-за того,
что мы евреи?
М-да…
– Причем здесь это? Врачи не делят
людей по вероисповеданию. Когда перед тобой раненый, мысли о
другом. Задеты ли важные органы, повреждены ли сосуды, удастся ли
остановить кровотечение. А еврей он или, скажем, татарин, не имеет
значения.