Снаружи, в коридоре, послышался топот десятков ног.
— Дни твоего, и, некогда, моего рода сочтены, Кальмаров. Ты сам
подписал Кальмаровым приговор, — сказал Себастьян. Кровь вокруг его
головы задвигалась, потянувшись к телу.
Но отпускать его я был не намерен.
— Сиди на месте, — сталью в голосе ответил я и пинком отправил
голову в угол под недовольный крик Себастьяна.
Параллельно этому телекинезом я захлопнул дверь и тут же подпрёр
её стоящим здесь стулом.
— Хороший удар, — прохрипел Себастьян железным голосом.
Обрывок капюшона слетел с его головы, открывая её.
Тёмная, почти чёрная кожа. Светящиеся красные глаза, которые
невозможно было бы не заметить в нормальном капюшоне. Лицо со
впалыми, словно у голодающего, щеками.
Значит та тьма на лице была магическим прикрытием.
— И как тебя убить? — спросил я, пока вызванные заражённые
яростно долбились во входную дверь.
— Никак, — с улыбкой ответил он. Тонкие ручейки его крови вновь
потянулись к телу.
— Хм, — я взялся за подбородок и активировал Истинное
Виденье.
Мощная аура Себастьяна не растаяла, как у мёртвого. И даже почти
не ослабела. Причём по большей части она сосредоточилась вокруг его
головы, словно подпитываясь от неё или чего-то в её эпицентре.
— Боли ты тоже не чувствуешь? — спросил я.
На что он продолжал улыбаться. Безумец.
— Надо бы тебя сжечь.
А вот тут он нахмурился. — Я не сгорю!
— Проверим, — сказал я и взялся за стоящую здесь керосиновую
лампу.
— Не сгорю я! — в его голосе появилась паническая нотка.
Я метнул керосиновую лампу в угол, прямо над говорящей головой.
Отчего Себастьяна залило керосином и осколками стекла.
Отплёвываясь, он со злобой рявкнул. — Ты будешь страдать за те
кощунства, которые уже совершил и которые только задумал!
Я подтянул к себе стоящий рядом коробок со спичками. На нём была
нарисована улыбающаяся спичка в виде человека. Его голова как раз
была изображена на месте зажжённой спичечной головки.
Вот он — маркетинг!
Подожжённая спичка отправилась в угол. А глаза Себастьяна уже не
могли спрятать охвативший его ужас.
Вспыхнул угол, от которого я оттащил ближайшие кушетки и тумбы.
Я не собирался сжигать всю больницу.
Себастьян стал изрыгать матерные выкрики и проклятья на русском,
англисйком и ещё каких-то, совсем незнакомых мне языках. Его кровь
схватилась мгновенно, пылая не хуже пролитого рядом керосина.