— Откуда ты знать?
— Да потому что сепсис, ты бы ещё ржавой пилой головы резал.
Давай, — махнул я рукой, — побольше дряни, пусть останется на
тканях.
— А что с пилой нелзя быль? Какой разниц? Он мёртв, что ему за
дело…
— Серьёзно? — я даже наклонил голову набок.
— Ему чистка нужен каждый месьяц! Глюпый Барядинска сынок.
— Ну, так если грамотно всё сделать — лечил бы раз в месяц, а
выходит все четыре! И зачем гусенице глаз приделал? Более
бесполезной хрени я ещё не видел.
— Да что ты понимайт?! — затрясся от праведного гнева Лазаревич.
— Ты никто, даже первый шаг нет, а я шестой, слюшай меня малчишка:
хватит ругайт мой труд. Я столько сил на него отдать…
— Да что толку, если он бесполезен? Медведь с головой человека,
что за бред… Ты ради чего пожертвовал мощными челюстями? Вот этими
гнилыми зубами «Петрович» должен меня кусать?
— У него сильный лап! — сорвался на крик Карл. — Мозга сложно
вынимайт…
— Ты безнадёжен, я думаю, тебе это всю жизнь говорили, начиная с
отца, что не прав?
— Мой фатер уваж-жаемый человек в Федерация! Не сметь! Сейчас ты
умирать болна, ох как болна Артьём.
Он что-то сжимал в кулаке.
— Настолько уважаемый, что не уделял времени сыну? Поэтому ты
решил сунуться в человеческий химеризм, чтобы тебя похвалили? Чтобы
папочка заметил, как ты стараешься? Потому что всё, что он тебе
говорил: «Этого недостаточно, Карл, ты мало работаешь над собой» и
даже когда ты делал успехи, он тебя не хвалил, а журил пальчиком:
«Только не зазнайся, сынок, рано расслабляться». Ты жалок. Мне
смотреть на тебя противно — весь твой труд насмарку, — я сделал шаг
вперёд и положил нож на ладонь, нужная последовательность
заклинаний уже сгенерировалась, пока мы тут болтали. — Я бы сделал
намного лучше.
— «Ты выложийся не на полную, Карл», — шмыгая носом, сказал
длинноногий Лазаревич, его глаза предательски блестели от
накативших слёз и ещё больше разошлись в стороны, создавая жуткое
впечатление.
— Что ты сказал?
— «Ты выложийся не на полную, Карл»! — крикнул на всю комнату
Лазаревич. — Это говорить мой отец.
«Надо же, а я от балды ему всякой чепухи нагнал».
— Ти прав, Артьём, я бейздарен, но об этом должен знать толко я,
— с этими словами он разжал кулак и я увидел засушенного богомола
длиною с ладонь. — Умги! Омн, омн, — он засунул эту дрянь в рот и
торжествующе на меня посмотрел, поедая насекомое.