— Угости Стасика! — чей-то противный
ноющий голос вырвал Вала из небытия.
— Что? — он непонимающе уставился на
дюжего парня в драном и грязном, но когда-то явно дорогом пальто,
протягивающего к нему немытую трясущуюся руку.
— Папироску бы… Стасику курить
хочется! — снова заныл парень, из уголка рта тянулась дорожка
слюны, сбегала по небритому подбородку и капала на засаленный
воротник.
— Не курю! — Вал пытался обойти
сумасшедшего.
Но тот ухватил его за рукав и
зачастил:
— Вот и она не курила, и вообще
пришла, сука, поздно! Где благодарность? Где, я спрашиваю! — он уже
почти кричал, брызгая слюной. — Пришла! Принцесса! Ни пожрать ни…
Как так?! Кто хозяин?! Я поучить хотел, а она... — он визгливо
засмеялся. — А она? Я — хвать, а она исчезла! Кровь только
осталась… И смерть… Ходит смерть, дышит!
Сумасшедший перестал смеяться,
затрясся и вдруг побежал прочь, странно вскидывая ноги.
— Смерть! Смерть! Смерть!
*
* *
Несколько дней Вал не находил себе
места, все валилось из рук, он ни на чем не мог сосредоточиться. Он
не появлялся на работе, сказавшись больным, но с утра уходил из
дому и бродил бесцельно по городу, иногда присаживаясь на мокрые
скамейки, или спускался в метро и бездумно накручивал круги по
кольцевой. Его толкали сумками, пихали локтями, о чем-то
спрашивали, он не откликался и никого не замечал. Он был совсем
один в этом людском водовороте и видел перед собой лишь серьезные,
такие живые глаза Маши. Иногда он доставал из-за пазухи фотографию
и подолгу смотрел на нее, и всякий раз ему виделось, что выражение
этих огромных серо-голубых глаз чуть меняется, что напряженность,
которая наполняла портрет, когда он первый раз взял его в руки,
уходит, уступая место умиротворенности и какой-то пронзительной
чистой нежности. Он понимал, что это невозможно, что это всего лишь
клочок бумаги, пропитанный химикатами, что он не может меняться,
но… Но каждый раз глядя на портрет, Вал находил все больше почти
неуловимых отличий. Эта фотография, эти происходящие с ней
изменения, были единственно тем, что не позволяло Валу окончательно
впасть в глухое безысходное отчаяние. Он никогда раньше не думал о
том, как же все-таки Маша была важна для него. Пусть она не с ним,
пусть где-то там, но живая. Живая. И пусть лишь теоретически, но
достижимая.