— Что ж ты так поторопилась, а? Эх,
Яна, Яна...
Валерий Александрович с трудом
нагнулся поправляя цветы, скатившиеся с гладкой могильной плиты.
Все уже разошлись: вечно спешащие дети по своим исключительно
важным делам, немногочисленные родственники и вовсе еле дождались
окончания панихиды, оскорбленные нежеланием вдовца устраивать
пышные поминки “как положено”: с обильной едой и выпивкой не
чокаясь, а после — пьяной слезливой болтовней.
Июльское солнце припекало, но вдруг,
невесть откуда задувший свежий ветерок, принес прохладу и,
неожиданно, странное, какое-то ментоловое облегчение. Еще раз
сердито покачав головой не одобряя поступка жены, которая позволила
себе умереть так же, как и жила: тихо и безропотно, Валерий заложил
руки за спину и пошел домой. Знакомые улицы казались странными и
неприветливыми. Весь город, суетящийся и бурлящий вокруг, вызывал
тоску и антипатию. Старик уже несколько дней привыкал жить в
одиночку, но получалось пока не особенно хорошо, и бутылка коньяка
теперь занимала постоянное место на столе в гостиной. И ведь не
сказать, что они были в последние годы так уж близки с женой:
отдельные спальни, разные интересы, давно не осталось даже искры
тепла, одна лишь привычка. Да и была ли когда-нибудь эта искра?
Наверное была... Но сейчас Валерий Александрович вдруг
засомневался, с усилием он попытался вспомнить, с чего у них с
Янкой все началось, и не смог — прошлое вставало перед глазами
мутным треснутым калейдоскопом: цветные невнятные пятна, и
только.
Уже поздно вечером, клюя носом над
рюмкой под монотонное бормотание медиацентра, он вдруг решил
отыскать старые семейные фотографии. Не компьютерный архив, а
настоящие, бумажные снимки из той далекой эпохи, когда фотодело
было больше похоже на магию, где при свете красного фонаря, в
кювете с химикатами на белом листе сначала постепенно, а затем
быстрее и быстрее проявлялось и становилось все более контрастным
изображение. Иногда удачное яркое и живое, а временами откровенно
провальное: портреты с закрытыми глазами, смазанные или засвеченные
кадры.
Насколько Валерий Александрович
помнил, у них была целая коробка старых снимков: еще в школе
фотография стала для него одним из увлечений, которое сошло на нет
лишь с началом цифровой эры — фотографировать без магии ему было
неинтересно.