Рюмка снова наполнилась. Старик
прибавил света и раскрыл потертую тетрадку. На первом листе
печатными буквами было выведено:
Они засиделись допоздна, попивая
ароматный крепкий чай из тонких стеклянных стаканов. Уже совсем
стемнело, и большая керосиновая лампа, стоявшая на столе, рисовала
вокруг себя теплый колеблющийся круг уютного света, заставляя
испуганные тени жаться по углам комнаты. Маша болтала о всяких
пустяках, и у Вала внезапно возникло ощущение, что она специально
избегает сложных тем и неоднозначных вопросов. Она делала это очень
мягко и тактично, но все же… Вал протянул руку и взял ее теплую
ладонь в свою.
— А это место… — начал он невпопад,
— что это? Современная трактовка рая?
— Почему? — удивилась Маша.
— Ну, все тут живут под боком у
Создателя… Время не тикает. а те, кто тут обосновался, давно умерли
для внешнего мира.
— Я с этой точки зрения об этом даже
не думала.
— Нет, ну а правда, — с каким-то
ожесточенным азартом продолжил Вал, — что будет потом? Для чего все
это? Нельзя же жить в стерильном мире бесконечно долго, да еще без
определенной цели!
— Как это: без цели! — Маша
отдернула руку, по ее лицу пробежала тень. — Мы помогаем людям…
— Помогаете? В чем? Попасть сюда,
или, наоборот, оставаться в том мире, откуда они пытаются сбежать?
— он понимал, что говорит что-то не то, что затрагивает материи, в
которых ничего не смыслит, но уже не мог остановиться: горечь
несправедливости, копившаяся в нем эти дни, искала выхода.
— Зачем ты так! — девушка
отшатнулась, как от пощечины.
— А как? Через пару дней я вернусь
обратно и что? Как я буду жить дальше? Снова окунусь в рутину: дом,
работа, дети… Как обходиться без всего этого? — он повел рукой. —
Как обходиться без тебя?
— Так надо! Пойми… — на глазах ее
навернулись слезы, но голос был неожиданно тверд.
— Надо? Кому? Вашему разлюбезному
Хайнкоа? Все всегда должны играть только по его правилам?
— Ты несправедлив! Если бы не
он…
— Маша! — Вал вскочил со стула и,
обогнув стол, опустился перед ней на пол, обхватив ее колени и
выпалил, заглядывая снизу ей в лицо: — Давай уйдем вместе! Неужели
ты думаешь, что жить там нам вместе будет настолько хуже? И Густав
говорил, что никто никого тут насильно не держит…
— Это невозможно, — она грустно
вздохнула, погладив его по волосам. — Я останусь здесь, а ты
уйдешь. Другого не дано. Каждый должен жить свою жизнь. Такие
правила.