1917: Да здравствует Император! - страница 13

Шрифт
Интервал


Ну, что за день! Что за скверная оперетка!

- Едем!


*       *       *


ГАТЧИНА. 27 февраля (12 марта) 1917 года.

Вновь одетый в бекешу, с папахой на голове и шашкой на боку, быстро иду к выходу. У парадного стоит автомобиль, и водитель не глушит двигатель, дабы сразу ехать на вокзал. Быстрее, надо убираться отсюда! Пока не знаю куда, но думать времени уже нет!

- Михаил.

Да, что ж такое-то! Оборачиваюсь уже почти и самой машины. На лестнице стоят графиня Брасова и мальчик Георгий, он же граф Брасов, он же как бы мой теперь сын.

- Дорогая!

Она смерила меня холодным взглядом.


- Ты обещал дать знать, когда соберешься уезжать.

- Прости, дорогая Наталиʹ, внезапное дело, надо ехать.

Графиня посмотрела на малолетнего графа и велела:

- Георгий, что нужно сказать, когда Папаʹ уезжает?

Мальчик шмыгнул носом и спросил:

- А ты, когда приедешь? Ты мне обещал, что мы весь день, будем вместе…

Игнорирую недовольный взгляд «жены», приседаю перед мальчишкой и беру за плечи.

- Сынок, так бывает, что взрослые нарушают свои обещания. Проклятые взрослые дела. Но я вернусь, и мы обязательно будем вместе.

Верил ли я в то, что говорил? Не знаю. Вероятно, да, ведь дело идет к тому, что меня таки перехватят где-то и «обеспечат охрану». А после отречения, как и в моей истории, посадят под домашний арест. Так что некоторое время, до высылки в Пермь, я действительно буду здесь. А так - как Бог даст.

- Михаил.

Я еще раз крепко сжимаю Георгия и встаю в полный рост.

- Да, дорогая.

- Ты помнишь, про Зимний дворец?

Ох, кому что.

- Конечно, милая Наталиʹ, я все сделаю. 

- Это важно.

- Понимаю. Ну, в крайнем случае, здесь поживем пока.

Она на меня посмотрела, словно на ненормального.

- Шучу, дорогая. Все будет хорошо!

Но не у всех. Потому что всех очень много, в хорошего в этой жизни крайне мало. 

Уже запрыгнув в автомобиль, машу семейству рукой и вижу, как отчаянно машет мне на прощание Георгий.

ПЕТРОГРАД. 27 февраля (12 марта) 1917 года.

- И вот что я вам скажу, братцы, - Кирпичников обвел взглядом строй. - В последний раз скажу. Если вы не решитесь на это, то пропали наши головушки. И ваши колебания выльются боком всем нам!

- Дык, опять ты за свое? - из строя раздался злой возглас. - Сто раз уж говорено, что мы приказ выполняли! За что им наши головушки того?

- А за то, Пажетных, что выполняя этот самый преступный приказ, мы вчера положили сорок человек революционных демонстрантов. РЕ-ВО-ЛЮ-ЦИ-ОН-НЫХ! - Тимофей Кирпичников последнее слово произнес по слогам и с нажимом. - Смекаете? Я ж вам говорю - завтра царя обязательно скинут, и придут к нам после этого товарищи из новой власти и спросят, что ж вы, суки, против революции поперли и товарищей наших постреляли? И будет нам фронт за счастье, а то и на каторгу загремим. - унтер помолчал и добавил со значением. - Если не расстреляют нас, как пособников царизма. А расстрелять могут легко.