Ну, что за день! Что за скверная
оперетка!
- Едем!
*
* *
ГАТЧИНА. 27 февраля (12
марта) 1917 года.
Вновь одетый в бекешу, с папахой
на голове и шашкой на боку, быстро иду к выходу. У парадного стоит
автомобиль, и водитель не глушит двигатель, дабы сразу ехать на
вокзал. Быстрее, надо убираться отсюда! Пока не знаю куда, но
думать времени уже нет!
- Михаил.
Да, что ж такое-то! Оборачиваюсь
уже почти и самой машины. На лестнице стоят графиня Брасова и
мальчик Георгий, он же граф Брасов, он же как бы мой теперь
сын.
- Дорогая!
Она смерила меня холодным
взглядом.

- Ты обещал дать знать, когда
соберешься уезжать.
- Прости, дорогая Наталиʹ,
внезапное дело, надо ехать.
Графиня посмотрела на
малолетнего графа и велела:
- Георгий, что нужно сказать,
когда Папаʹ уезжает?
Мальчик шмыгнул носом и
спросил:
- А ты, когда приедешь? Ты мне
обещал, что мы весь день, будем вместе…
Игнорирую недовольный взгляд
«жены», приседаю перед мальчишкой и беру за
плечи.
- Сынок, так бывает, что
взрослые нарушают свои обещания. Проклятые взрослые дела. Но я
вернусь, и мы обязательно будем вместе.
Верил ли я в то, что говорил? Не
знаю. Вероятно, да, ведь дело идет к тому, что меня таки перехватят
где-то и «обеспечат охрану». А после отречения, как и в моей
истории, посадят под домашний арест. Так что некоторое время, до
высылки в Пермь, я действительно буду здесь. А так - как Бог
даст.
- Михаил.
Я еще раз крепко сжимаю Георгия
и встаю в полный рост.
- Да, дорогая.
- Ты помнишь, про Зимний
дворец?
Ох, кому что.
- Конечно, милая Наталиʹ, я все
сделаю.
- Это важно.
- Понимаю. Ну, в крайнем случае,
здесь поживем пока.
Она на меня посмотрела, словно
на ненормального.
- Шучу, дорогая. Все будет
хорошо!
Но не у всех. Потому что всех
очень много, в хорошего в этой жизни крайне
мало.
Уже запрыгнув в автомобиль, машу
семейству рукой и вижу, как отчаянно машет мне на прощание
Георгий.

ПЕТРОГРАД. 27 февраля
(12 марта) 1917 года.
- И вот что я вам скажу, братцы,
- Кирпичников обвел взглядом строй. - В последний раз скажу. Если
вы не решитесь на это, то пропали наши головушки. И ваши колебания
выльются боком всем нам!
- Дык, опять ты за свое? - из
строя раздался злой возглас. - Сто раз уж говорено, что мы приказ
выполняли! За что им наши головушки того?
- А за то, Пажетных, что
выполняя этот самый преступный приказ, мы вчера положили сорок
человек революционных демонстрантов. РЕ-ВО-ЛЮ-ЦИ-ОН-НЫХ! - Тимофей
Кирпичников последнее слово произнес по слогам и с нажимом. -
Смекаете? Я ж вам говорю - завтра царя обязательно скинут, и придут
к нам после этого товарищи из новой власти и спросят, что ж вы,
суки, против революции поперли и товарищей наших постреляли? И
будет нам фронт за счастье, а то и на каторгу загремим. - унтер
помолчал и добавил со значением. - Если не расстреляют нас, как
пособников царизма. А расстрелять могут легко.