О наблюдении зла и эскапизме онейромантики - страница 28

Шрифт
Интервал


— Что такое Сталлионград? — аллюзии не давали покоя.

— Город большой был. Город был владетель… земля, что вокруг. Только земнопони.

— А единороги?

— Они не хотели… Магия есть власть. Потом приходили, но мало, — пони как-то воровато оглянулась. — И пегасы не хотели. Земнопони жили. Сами по себе.

— Сепаратизм?

— Что? — этого слова Лайт Сэнд не знала.

— Сказали, что это их земля?

— Да! — понька кивнула, но тут же опровергла сама себя. — Нет! Они ушли далеко, где нет Эквестрии.

— И в чем проблема? Ушли и ушли…

— Селестия не хотела отпускать. Испугалась, что от нее начали разбегаться. Из-за сестры.

— И что дальше? — Валентин догадывался, что сейчас услышит какую-то крашеную и посыпанную блестками мерзость. — Война?

— Нет! — Сэнд замотала головой и поправила сползшую шляпу. — Принцесса хотела воевать, но передумала. Купила правителей. Они… обманули земнопони.

— Тех земнопони?

— Всех земнопони! — закричала лошадка. — Всех! Всех-всех-всех! Они стали злыми, жадными и ленивыми! А пегасы сказали, что все такие! Везде! А единороги сказали, что если нет магии, то пони не есть пони! Не совсем пони! Не могут учиться! Должны только делать то, что скажет единорог! Или пегас! Испортили мой народ! Ненавижу! Всех ненавижу! Обман! Только обман! Даже радость — обман! Селестия заставляет радоваться! Ты не хочешь, а все равно! А так нельзя! Все отняли! Радость отняли! Печаль отняли! Даже сны отняли! Хуже разбойников принцессы есть!

— Тихо, тихо, — Валентин опустил оглобли, уселся на песок перед понькой и притянул ее к себе. — Не кричи так. Просто плачь. И рассказывай.

«Вот все и выяснится. Попробует она сейчас сломать мне шею или, действительно, не нападала? Кстати, почему молчат свои? Сколько я уже тут?»

Поерзав у Белкина на коленях и повсхлипывав, пони рассказала.

Селестия испугалась безжалостного сияния Сталлионграда. Его осознанной и логически выверенной честной жестокости. Его технических новинок. И разрушила мечту о могуществе для каждого, заменив ее мечтой о бытовом счастье. Комфорт, уютность и иллюзия сытости победили стремление к преодолению себя и природы. Пони перестали глядеть на небо, образно говоря. Нет, дурости в Сталлионграде хватало не только на себя, а и на еще одну Эквестрию с Як-якистаном в придачу, но, вляпавшись в зло растаптывания индивидуальности, там почти преодолели другое, «естественное» зло, казавшееся чем-то настолько привычным, что исчезновение оного воспринималось крушением мира. Всякая живая тварь поглощает, множится и не дает множиться и просто жить другим. Это естественно. Но это зло, когда речь заходит о разумных существах. И подобное зло загоняют в рамки законов, как-то направляют и регулируют, пытаются убрать последствия, не зная, когда оно снова выплеснется очередной попыткой одной группы разумных сделать себе хорошо за счет того, что другим будет очень плохо. Сталлионградцы увидели способ освобождения. Но способ требовал стать не совсем пони. И не совсем живыми. Способ убивал те маленькие радости, которые давали понькам в давние и темные времена силы, чтобы прожить еще один день.