Аня с мамой встретилась на лестнице,
широко улыбнулась и немедленно заговорила её, сообщив о том, что
мороз нынче совсем разгулялся, что нужно будет поднять вопрос
помощи бездомным в Обществе Человеколюбия и придумать что-то помимо
теплых вещей, которые они раздали на этой неделе. Потом она
поцеловала Марию Тимофеевну, пожелала ей доброй ночи и, не дав и
слова сказать, взлетела по ступенькам, размышляя, успела ли её мать
увидеть её горящие глаза и пылающие щёки.
— Аннушка, — позвала снизу
растерянная Мария Тимофеевна, — а что же ты не спишь?
— Пить захотела, мама, вот и
спустилась, — весело ответила Аня и поспешила к себе в комнату.
— В дневном платье? — недоуменно
спросила женщина, но ответить ей уже было некому. Пожав плечами,
Миронова поплотнее запахнула шаль (мороз и в самом деле ярился
всерьез) и пошла на кухню.
Аня вбежала в свою комнату,
захлопнула за собой дверь и захихикала. Вот так история! Кто бы мог
подумать, что она будет так делать? В этих встречах с Яковом был
какой-то привкус тайны и даже греховности, что ли. Хотя куда уж
греховнее, если начать раздумывать об их положении! Но сегодня она
этого делать не будет! Никаких сомнений, никаких сожалений! Она
больше не даст себе горевать! Ах, как там Яков? Даже чаю не попил!
Вспомнив, чем закончилось их импровизированное чаепитие, Анна
покраснела. Хороша же она, что и говорить! Полезла с поцелуями, а
он ведь совсем замерз! Ну как можно удержаться, когда она наконец
имеет полное право это делать? Полное право не по закону, а по
велению сердца — никакие тайны больше не мучили их, между ними
никто и ничто не стояло, на душе было легко и ясно. Её впервые за
долгое время ничего не тревожило, а это ощущение было забыто шесть
лет назад. Встречи под акацией вернули ей юность. Это было в духе
восемнадцатилетней Ани — убежать ночью из дома и ввязаться в
какую-то авантюру. И Штольман имел к этому непосредственное
отношение. Да, всё повторяется! Удивительно.
В дверь тихонько постучали. Аня
удивленно приподняла брови, но смиренно вздохнула. Мамина забота
иногда выходила из берегов и начинала превышать все разумные
пределы.
— Да, — сказала она.
— Аннет, душа моя, это я, — раздался
из-за двери голос Петра Ивановича, и Аня радостно улыбнулась.
— Входи, дядя! — позвала она.
В комнату тихим и незаметным вором
проник Миронов-младший и по его виду стало понятно, что он всячески
избегал встречи с Аниной мамой. Они, конечно, нашли в последнее
время общий язык, но такую степень подпития она бы ему не простила.
Ане только и оставалось, что покачать головой.