Последнюю фразу мужчина произнес с
тоской даже, и Аня поднялась с места, желая его утешить, но Пётр
Иванович уже встрепенулся и покачал головой.
— Я пойду, Аннет! — сказал он. — Уже
поздно. Иди сюда, дорогая.
Он поцеловал Аню в лоб, погладил по
плечу и направился к выходу. У самой двери он обернулся и
произнес:
— Я что хотел тебе сказать. Через
два дня у предводителя уездного дворянства состоится прием. Очень
важный по многим параметрам. Твои родители приглашены и не поехать
не могут. Думается мне, что ночевать они тоже будут там.
Заканчиваются такие мероприятия обычно весьма поздно!
На этих словах он широко улыбнулся,
подмигнул племяннице и вышел в коридор, оставив Аню стоять посреди
комнаты с колотящимся сердцем. Ночь свободы? Неужели она сможет
наконец увидеться с Яковом наедине, и им никто не помешает?
«Интересно, — думал Штольман, в
сотый раз за сегодняшнюю ночь изучая потолок собственной комнаты, —
насколько быстро отреагировали бы Анины родные, если бы он её увёз,
скажем, опять в Ярославль? На одну ночь всего, а утром вернул бы.
Нет, тут двух мнений быть не может — наученные историей с Крутиным,
да и в принципе Аниным беспокойным нравом, они глаз с неё не
спустят, тут и думать нечего. Скандал получится жуткий, а сколько
беспокойства всем выйдет! Нет, это безумие!»
Яков поднялся с постели и налил себе
стакан воды. Сон сегодня бежал от него, но он и не ждал его.
Воспаленный мозг не мог перестать работать, тело не желало
расслабляться, а мысли волей-неволей возвращались к последним
сказанным Аней словам. «Придумай что-нибудь! Так больше
продолжаться не может!»
В самом деле не может! Ну что за
мука — видеть её каждый день, знать, что всё между ними решено, и
играть перед этим городом роль. Роль кого, Штольман так и не сумел
определить, но эта ситуация ему опротивела. Что-то лопнуло внутри,
и он, и так не склонный к идеализированию мира, почти не мог больше
сдерживаться, глядя на то, что происходит вокруг. Вчера, например,
он имел неудовольствие общаться с одним господином, который влип в
весьма неприятную истории из-за своей любовницы и был вынужден
просить Якова не придавать огласке его дело и уж тем более не
ввязывать в него его жену. Смотрел он на Штольмана, тем не менее,
свысока и интонацию имел самую что ни на есть двусмысленную. Яков
был взбешен и нашел, конечно, что сказать этому джентльмену, после
чего тот присмирел и сел на стуле прямо, будто палку проглотил, но
Штольмана выводило из себя, что вот такие люди обсасывают все
подробности их с Аней истории и считают себя вправе судить о том, в
чём они ни грамма не понимают. И перед ними они с Аней должны
что-то изображать?