- Значит, помнишь. – Храмовник правильно истолковал выражение ее лица.
- Где мой ребенок?
- Ты не успокоишься, да? – Он снова вздохнул. – Я отдал ее пока на воспитание одной благочестивой вдове. Твоя девочка будет расти в любви и под моим приглядом. Возможно, ты даже встретишься с ней. Позднее. Но пока…
- Что «пока»?
- Пока ты даже о себе позаботиться не можешь. Куда тебе еще и ребенка?
Некоторое время Лотта молчала, не зная, что сказать. Больше всего хотелось упасть на пол и кататься, воя от боли. Как душевной, так и телесной. Но что-то мешало, настойчиво зудело на краю сознания. Наконец-то Лотта поняла, что именно.
- Расскажите, что произошло после того, как я потеряла сознание. – Не попросила, потребовала она.
Храмовник вскинул бровь, намекая, что она не в том положении, чтобы лишний раз рот открывать. Но, встретившись с твердым взглядом, кивнул. Лотте даже на миг показалось, что он остался ею доволен. Чем? Тем, что она попыталась показать характер? Предположение сильно походило на бред. Но в последнее время в ее жизни произошло уже столько всего, что можно было назвать бредом, что Лотта уже не удивлялась ничему.
«Рассказать? Ну, ладно. Рано или поздно это пришлось бы сделать!» - храмовник кивнул каким-то своим мыслям, и начал свой рассказ. «В общем, начало истории ты помнишь. Средину родственники твоего покойного мужа разыграли, как по нотам. Ну, а в конце я им немножко подправил партитуру».
- Что подправили, простите? – Не поняла Лотта.
- А, не важно, - отмахнулся храмовник. – Да, кстати, ко мне можешь обращаться «монсеньер аббат» или просто «отец Пиус». При посторонних - лучше первое, наедине – второе.
- Хорошо, я запомню. Так что там с этой пари… паритурой?
- Партитурой, - усмехнулся аббат. – Я хотел сказать, что в конце эту музыку они уже играли по моим нотам.
- Я… С меня сняты обвинения? – В голосе Лотты зазвучала неприкрытая надежда. Ничего страшного, что у нее нет теперь ни замка, ни наследства. Скорее всего, вдовью долю ей тоже не удастся отсудить. Но если с нее сняты обвинения в колдовстве, то можно жить дальше.
Однако, на это вопрос храмовник отвечать не спешил. Он, как будто, даже смутился и раздумывал, не уйти ли от ответа. Но потом все же пояснил.