Да, оказывается, есть такой. Поразмыслив и сопоставив факты, Лотта поняла, что находится, примерно, в двух днях пути от дома. От родного дома, не от Фехельде. Но о существовании лазарета при обители она слышала впервые. Как ей объяснили трудившиеся здесь же насельницы, потому что до этого - не нужно было.
Обитель, как водится, делилась на мужскую и женскую части, соединенные большим двором и общим храмом. В мужской части тоже был свой лазарет, но там выхаживали, по большей части, увечных рыцарей. И вот эта-то богадельня и была более-менее известна в округе. На нее отчисляли пожертвования местные рыцари и даже дальние вельможи.
А вот лазарет в женской части делился на два крыла. В одном находили помощь и кров незамужние девушки, не по своей воле оказавшиеся в интересном положении. Обитель давала возможность укрыться от позора, переждать бурю, пристроить ребенка в надежные руки… В общем, решить, как жить дальше.
Для всего мира девушки были просто очередными паломницами, из благочестия решившие потрудиться во славу Храма. Поэтому о настоящем предназначении приюта предпочитали не распространяться, чтобы не наводить тень на остальных паломниц.
В другом же крыле лазарета выхаживали, страшно сказать, ведьм. Их собирал по всем окрестностям монсеньер аббат с помощниками, иногда, буквально, вырывая у городских судов. Иногда несчастным везло, и судьи сами посылали за аббатом, не решаясь вынести то или иное решение. А то и просто ссылали сюда тех, осуждать которых было не за что, а оправдывать - несолидно.
- А зачем монсеньеру ведьмы? – Хотя Лотте многократно напоминали, что задавать лишние вопросы в обители не принято, она все равно не могла удержаться. В конце концов, она ведь не из любопытства. Надо же как-то разбираться, что и зачем в этом новом мире, куда ее так неожиданно выбросило, словно рыбу на берег.
- К делу пристроить, - пожимали плечами все, к кому она обращалась с этим вопросом. – Если Творец дает человеку талант. То надо этим талантом пользоваться. Желательно, во славу Творца и на благо Храма. А иначе как же?
Получалось, что действительно, никак. Через три недели, когда Лотта более-менее окрепла, ее снова навестил аббат Пиус. На этот раз с ним была не ворчливая сестра Марта, к которой Лотта успела уже немного привязаться, а другая нонна – высокая худая женщина лет тридцати-тридцати пяти.