— Нашёл что-нибудь?
Штольман посмотрел на Аню. Как бы она не отрицала этого, похоже
было, что она устала.
— Кое-что нашёл. Поехали домой, там всё обсудим!
Аня кивнула. Не было ничего лучше, чем обсуждать очередное дело
дома со Штольманом!
«Наконец-то мы дома!», — подумал Штольман, придерживая створку
ворот для Ани. Обитое коваными завитушками дерево захлопнулось за
его спиной, и они оказались отрезанными от пыльной гомонящей улицы.
Штольман любил приходить домой. Этот дом был похож на тот, который
он когда-то представлял себе в юности. Потом эти мысли потерялись в
изнуряющей работе, усталость стирала желание мечтать ещё и об этом,
сил не было. Приходя вечером, а то и ночью в казённое жильё, он был
рад, что есть куда рухнуть после воистину собачьей своей
работы.
Дом с Аней вернул желание грезить и предвкушать. Ему дали
выспаться, избавиться от нервного напряжения, передохнуть от
муторных, мешающих жить мыслей. Штольман однажды утром застыл у
зеркала с бритвой в руках. Он улыбался! Ей-Богу, он брился и
улыбался при этом! И в голове у него была мысль о том, что вечером
они пойдут в театр — Аня давно уже просилась на эту пьесу, и он
сделал ей сюрприз — а после полчасика побродят по набережной и
поедут домой. Куда делась заполняющая его горечь? Неизвестно!
Хандрить он больше не помышлял, нервно дёргаться больше не было
причины, и Штольман узнавал в себе черты самого себя лет двадцать
назад, стесняясь своих немного мальчишеских порывов.
Сдерживаться становилось труднее, а Анна нисколько не считала
это предосудительным. Напротив, всячески поощряла скинуть броню и
быть свободным в мыслях и чувствах! Поехать неожиданно на пикник в
пять утра — пожалуйста! Молча лечь на ковёр у кровати и читать
что-нибудь интересное — нет ничего лучше! Потерять голову в экипаже
по дороге домой (благослови, Боже, эту женщину!) — никогда мысль
правильнее в твою голову не приходила! Его Аня только широко
улыбалась и так сияла глазами, что Штольман понимал, что что бы он
не предложил, он не будет понят превратно! Его образ идеи примут,
одобрят и претворят в жизнь! Удивительно! Но так прекрасно!
На пороге дома сидел Гастон. Он вновь был чумаз, хоть и не
настолько, как в день знакомства. В его руках тряслась и
затравленно смотрела на мир тощая мелкая собачонка с облезлой и от
чего-то слипшейся шерстью. Гастон встал, но собаку не выпустил.
Мальчик выглядел одновременно виновато и решительно. Штольман
остановился. Аня встала рядом с ним, склонила голову набок и стала
изучать перепачканный дуэт.