— Ему не нравится творог, овсянка и сухарик, — сказал Гастон,
который читал книгу на диване. — Спать в связи с этим от
отказался.
Алекс, который увидел, что мама — источник всех его младенческих
радостей — вернулась, тут же поднял крик, замахал руками и стал
капризничать, рассказывая о том, как он страдал без неё. Аня взяла
его на руки, что-то утешающе заговорила и поспешила наверх,
попросив Мари помочь ей снять платье.
— Я тоже спать пойду! — провозгласил Гастон. — У меня на завтра
большие планы. Пришел новый каталог книг у месье Дервье, надеюсь
там есть то, что я хочу.
Мальчик поднялся с дивана, пожелал всем спокойной ночи и ушел
спать. Пётр Иванович утёр лицо и попытался избавиться от следов
творога на галстуке, но потерпел неудачу и, махнув рукой, налил
бокал рислинга, решив, что для более крепких напитков уже слишком
поздно.
— Как прошел вечер, Яков Платонович? — спросил он, усаживаясь
обратно за стол, когда Штольман от вина отказался.
— Весьма неплохо, — ответил Яков, рассматривая Аниного дядю. Он
видел в этом человеке любовь к детям, умение встать с ними на один
уровень и понимание их нужд. Он и к Гастону относился так же,
искренне жалея его, но выказывая не жалость, а желание помочь,
поддержку стремления к образованию и самосовершенствованию и
уважение. Мальчик тянулся к нему, потому что всё это чувствовал.
Алекс Миронова-младшего обожал, но понимал, что ему все капризы
простят, и порой этим пользовался. Штольман, который, откровенно
говоря, не ожидал, что сам когда-либо станет отцом, сейчас пребывал
в неком эйфорическом состоянии, хотя их с Аней сыну было уже
полгода. Он понимал, что и Пётр Иванович подсознательно тоскует по
этому ощущению, что он и подтвердил однажды, как-то разговорившись
с Яковом. — Но оперу мы не досмотрели.
— Неужели опять труп?! — воскликнул Миронов.
Штольман усмехнулся. Этого вопроса следовало ожидать! Они с Аней
становятся предсказуемыми! Надо что-то с этим делать!
— Нет, представьте себе! — ответил он. — Мы не дослушали
последний акт, потому что госпоже Елчаниновой стало дурно и
представление пришлось прервать!
Пётр Иванович замер, не донеся бокал до рта.
— Ася… то есть я хотел сказать, Анастасия Георгиевна в Париже? —
переспросил он. — С ней всё в порядке, я надеюсь? Недомогание
несерьезное?