А пока Яков, положив руку ему на плечо, серьёзно сказал:
— Молодец! Это очень нам поможет!
Алекс улыбнулся. Он был рад.
Решено было обдумать всё завтра с утра, потому что выяснилось,
что сил идти вновь разбирать бумаги ни у кого не было.
— Завтра мы получим новые сведения, да к тому же полицейские
закончат опрос персонала, обслуживающего приём, — сказал Штольман.
— Вот и сядем со свежей головой.
Все с радостью согласились, поэтому оставшееся до отхода ко сну
время было отдано безудержному веселью, совершенно обратному тому
гнетущему чувству, которое сжигало обитателей особняка с утра.
Лидочка, которая весь вечер просидела подле матери и пригрелась
возле её тёплого бока и горячего сердца, сменила дислокацию и
перебралась к отцу. Он оказался не менее душевным и приятным для
объятий, чем Анна.
— Папочка, — сказала Лидочка, рассматривая свои содранные
ладони, которые нещадно саднили, как и коленки под чулками. — Как
ты думаешь, они заживут, или я буду как настоящий герой ходить со
шрамами?
Штольман погладил маленькие ладошки дочери, подавляя в себе
опять плеснувшуюся в кровь ненависть к тому, кто не погнушался
причинить боль десятилетнему ребёнку.
— Ты и так герой, — сказал Яков, поцеловав Лидочку в макушку, —
что со шрамами, что без них.
Девочка обняла отца под локоть, прижимаясь к плечу щекой. Взяла
ладонь отца в свои. Приложила и примерилась. Ух, насколько больше,
чем у неё! Сильные и жилистые, не зря они с Алексом каждый день
гири тягают. Пальцы длинные, и кожа темнее, чем её. Она вдруг
подумала про Таис и её отца. Он ведь тоже был сильнее и больше, но
его руки не гладили, не жалели и не оберегали, как Штольман
Лидочку. И его руки их подруга не хотела держать и гладить.
Лидочка поднесла ладонь Якова к лицу и поцеловала, прижав к щеке
перед тем, как отпустить.
— Люблю тебя, папочка! — привычно сказала девочка и, соскочив с
дивана, отправилась к Алексу, который затеял играть с Таис что-то в
четыре руки.
Штольман остался на диване с колотящимся сердцем и бешеным
потоком эмоций, которые вызывали сегодня в нём его дети. Связь с
Лидочкой совершенно не походила на то, что роднило их с Алексом, но
Боже мой — как же это было прекрасно. Удостоиться такой трепетной
нежности и привязанности — искренней любви дочери — это счастье. А
он этим счастьем был обласкан дважды.