«Вне себя от горя»!
Меня покоробила эта высокопарность, но я дала себе мысленную оплеуху. Если уж пришла – терпи.
- Я ничего об этом не знаю, - сказала, глядя в сторону. – И об отце. Мама говорила, он был полярником. Я не верила. Ну все так говорят: летчик, полярник.
- Это правда. Он постоянно ездил в экспедиции. Арктика, Антарктика. Полгода там, три месяца дома. В один из приездов познакомился с твоей матерью. Она забеременела. Узнала, когда Максим уже был на станции. Он получил ее письмо и написал мне. Просил принять его будущую жену и помочь. Но отправить не успел. Погиб. Потом мне привезли это письмо с его вещами. Когда я уже выгнала твою мать.
Ну где-то краем разума я могла ее понять. Сын погиб, а тут приходит какая-то девица и заявляет, что беременна от него. Сказать можно что угодно. Понять могла – но не хотела. Было жутко обидно и за маму, и за себя.
- Но вы ведь могли найти ее, - я все-таки вытянула руку из-под ее пальцев. – Когда узнали, что это правда. Что она ждет ребенка от вашего сына.
- Как? – тяжело вздохнула… ладно, пусть бабушка. – Я ведь даже имени твоей матери не знала.
- А как тогда нашли меня сейчас?
- Когда ехала в хоспис, взяла с собой дневник Максима. Самый последний, который мне привезли. Там было и о твоей матери. О том, что она беременна. И письмо лежало от нее. В конверте. С обратным адресом. Мой знакомый узнал, что там прописаны Юлия Петровна и София Максимовна Лебедевы. И телефон твой нашел.
- Подождите! – у меня аж челюсть отвисла. – Вы хотите сказать, что дневник пролежал у вас двадцать семь лет, но вы прочитали его только сейчас?!
- У меня никогда не было привычки читать чужие письма и дневники, - она возмущенно поджала губы. – Но сейчас, когда я уже умираю…
- Если бы вы нарушили это правило, у меня было бы две бабушки. И я бы знала о своем отце.
Больше всего мне сейчас хотелось встать и уйти, так я была на нее зла. Но… какой смысл злиться на старуху, которая умирает? Которая нашла в себе силы исправить ошибку двадцатисемилетней давности. Лучше поздно, чем никогда. Поэтому я осталась.
- Прости, Сонечка, - всхлипнула она. – Ты права. Но что теперь поделаешь?
- Ладно, - вздохнула я. – Лучше расскажите мне про него. Про отца.
Я просидела у нее два часа. Потом пришла еще. И еще. Она оказалась вполне милой и очень интересной. И я искренне жалела, что все сложилось вот так.