— Разрешите задать ещё один вопрос, ваше величество. — Я уже
начал подниматься, чтобы выйти, но всё же посмотрел на него и
кивнул в знак согласия.
— Задавайте, Алексей Иванович.
— Казнённые господа во главе с Петром Паленом, действительно
виноваты в том, в чём их обвиняли? — он спросил это на редкость
спокойно, словно об урожае свёклы интересовался.
— Да, — также спокойно ответил я. — Эти мерзавцы оказались
продажными шкурами и продали родину. Надо сказать, сумма была
приличная, они явно не продешевили.
— Я предоставлю вам доклад, ваше величество, как только мы
прибудем в Москву. — Васильев сказал это, слегка улыбнувшись. Я так
и не понял, зачем он вообще задал мне этот вопрос. Что на самом
деле хотел увидеть и увидел ли?
— Ваше величество, что-то случилось? — Дверь кареты передо мной
распахнул Бобров.
— Да, Юра, случилось. Я внезапно понял, почему предпочитаю
ездить верхом. Надеюсь, мой конь под седлом? — легко выпрыгнув из
кареты под ироничное хмыканье Васильева, я с трудом сдержался,
чтобы не потянуться, расправляя затёкшие мышцы. На меня было
устремлено слишком много взглядов, чтобы я почувствовал себя
неуютно и ограничился потиранием шеи. — Так что с конём, Юра? —
повторил я вопрос.
— Сейчас его подведут, ваше величество, — Бобров обернулся и
показал кому-то кулак.
Потекли минуты ожидания. Я нетерпеливо посматривал на начальника
охраны нашего поезда, который начал под моим взглядом слегка
суетиться.
— В чём дело, Юра? Моего коня срочно начали подковывать? А за
кузнецом в соседнюю деревню поехали? Что происходит? — спросил я
Боброва нахмурившись.
— Не знаю, — теперь уже нахмурился Бобров. — Разрешите, я
отлучусь, чтобы выяснить, в чём дело? — дождавшись моего кивка, он
быстро отошёл, чтобы выяснить, где заблудился конюх, в обязанности
которого входило ухаживать за моим Марсом.
Оставшись в относительном одиночестве, я задумался, вспоминая
последние дни в Петербурге перед отъездом в Москву.
Как я и просил Макарова, дело арестованных заговорщиков закрыли
довольно быстро. Все они были приговорены к смертной казни через
повешение. Князь Волконский что-то пытался кричать про благородное
обезглавливание, на что я ему прямо сказал, что обезглавливание
надо заслужить. А продажные шкуры не стоят даже той верёвки, на
которой их вздёрнут.