— Скажи… что грозит теперь графу Николаю Александровичу
Зубову?
— Гм. Ты что же, решила ходатайствовать за бывшего жениха? Не
можешь справиться с прежним чувством?
Наташа поднялась на локте и надула губки.
— Ну, вот что же ты опять надо мною смеёшься? Ты прекрасно
знаешь, — я всегда любила тебя, ещё с того праздника в Таврическом
дворце! Но ведь это было безнадёжное дело — никто, имеющий хоть
каплю разума, и на секунду бы не поверил, что мы с тобой можем быть
вместе. Ты — наследник престола, будущий император, а я простая
дворянка, недавно лишь милостью императрицы ставшая графиней. Это
было решительно невозможно! И я таила всё в себе, не открываясь
даже папеньке, и лишь отвергала всех предлагаемых мне женихов. Но,
когда сама императрица предложила графа Зубова — могла ли я
отказать? Да и папа мечтал о внуках…
— Ну, в конец концов ты же ему отказала!
— О, когда мы объяснились — я готова была встать против целого
света! Одного себе не прощу — добрая государыня была несказанно
огорчена сорвавшейся помолвкой.
— Ну, честно говоря, при всех прочих достоинствах, сводня из неё
была «так себе». Вон, Константин теперь со своей немкой как
мучается… И меня ждало бы тоже самое, не имей я смелости отказать
баденским принцессам.
Наташа тревожным взглядом следила, как я натягиваю на себя
одежду. Я так и не смог привыкнуть к помощи камердинера — всегда
казалось как-то тягостно-неприлично, что по утрам ко мне приходит
другой мужчина и начинает застёгивать на мне пуговицы. Пришлось
напрячь местных портных на конструирование одежды, которую можно
одевать самому…, но результат не совсем меня устроил.
— Так что же, всё-таки, с Зубовым? — прервала мои мысли
Наташа.
— Не знаю. Это решит суд.
— Но ты император, и имеешь право помилования!
— Имею. Но стоит ли использовать его сейчас? Зубов вывел
гвардейский полк и повёл их на Зимний дворец. Заговорщики обманули
солдат, заявив им, что идут «спасать законного государя». Погибло
более пятидесяти человек, а ведь всё могло обернуться ещё хуже!
— Конечно, ты прав, Саша. Но только как государь.
Подумай — проявив милосердие, ты привлечёшь больше сердец, чем
строгим исполнением закона! Может, помиловать его?
— Это непростой вопрос, Наташенька. Сохранив жизнь заговорщиков,
не поощрим ли мы новых покушений на трон? Иногда прямое соблюдение
закона есть самое высшее милосердие! Один умный человек однажды
сказал, что, став из частного лица императором или иным высшим
лицом, надо первым делом посадить в крепость трёх своих друзей. Они
знают, за что их сажать, и ты это знаешь — и, поступив так, ты
даешь знак всем прочим, что, раз уж такое случилось с твоими
соратниками, то им ждать снисхождения тем паче не стоит. Прости,
мне надо идти, …но я подумаю над твоей идеей.