Смешки и перешёптывания в зале
стихли; офицеры со всем вниманием слушали оратора, в отличие от
них, представлявшего, за кого они подняли оружие.
— Вместо серьёзных дел король с
пылом занимается мелочами военной службы. Форма шляпы, краг,
воротников, цвет плюмажа, высота сапогов, гетры, кокарды, косички и
портупеи — вот чем он занят целыми днями. Абовский батальон явился
на смотр с косами неуставной длины — прямо с плаца его маршем
отправили в Лапландию! Однажды первый гатчинский баталион вывели
навахтпарад; я при сём присутствовал в качестве зрителя. От
действия узких панталон «луки Амура» некоторых молодых солдат
приняли натянутое положение, да так, что это стало заметно; король
приказал им переместить сей предмет единообразно, на левую
ляжку!
Из собрания офицеров послышались
перешёптывания и смешки.
Ростопчин меж тем продолжал.
Чего-чего, а страсти к буффонаде у него было в избытке.
—
Совершенно нелепым является страсть короля к истреблению круглых
шляп, жилетов и фраков. Я сам, признаюсь, был на волос от беды, и
лишь чудо божие и молитва доброй моей матери спасла меня от бед и
напастей.
Как
только дали мы присягу воцарившемуся государю на верность службы,
всем объявили приказ не надевать кроме мундира другого платья.
Однажды я не исполнил приказа; надел теплую кирейку*,
голову прикрыл конфедераткой**
à-la-Костюшко, и пошел по Северной
эспланаде к Сенатской площади. Я прошел благополучно, без страха и
опасения, до самой Сенатской площади, не встретил даже ни одного
обезшляпенного и оборванного, но на самой площади увидел ильный
натиск полиции на носителей круглых шляп, фраков и жилетов. Первая
мысль у меня была уклониться благовременно от нашествия. Я вспомнил
об указании не надавать другого платья кроме мундира, не отлучаться
без приказания из дворца; меня пугала и конфедератка на голове. К
счастию моему, я был в 10 шагах от двери лучшего друга моего,
Сергея Васильевича Козицкого, снимавшего там квартиру у почтенного
чухонца и юркнул к нему, как чиж в дупло. Хозяин велел подать
трубки и кофе и мы, будучи вне опасности подвергнуться оскорблению
полицейских солдат, смотрели в окно на героев-полицейских,
обдиравших добрых гельсингфорцев, и не могли удержаться от смеха!
Чего там только мы не нагляделись! Один, лишенный шляпы,
удостоенный изорвания фрака и жилета, в недоумении, что с ним
сделали, ограждал себя знамением креста; вступивших же в спор и
состязание с полициею героев приветствовали полновесными ударами
палкою. Жалобам не внимали, суда не давали, а из бока или спины
награждения полученного не вынешь, — это такой формуляр, которого
никакая власть не может выскоблить: что на спине или на боку
оттиснуто, с тем и в могилу ляжешь.