Друг мой,
Козицкий, видев усердное исполнение особого повеления, сказал
мне:
– Я вас,
Фёдор Васильевич, не выпущу от себя до темной ночи; вероятно с
ночною темнотою буря эта позатихнет, и вы благополучно в санках
дойдете в полк. Я охотно согласился на предложение и остался у него
до вечера.
Василий
Алексеевич Плавильщиков знал уже об объявленной войне врагам
отечества; ему сообщил эту тайну знаменитый наш Иван Афанасьевич
Дмитриевский, который рано утром был у военного губернатора,
Николая Петровича Архарова, видел собранное войско на истребление
шляп и изуродование фраков и жилетов и слышал все распоряжения и
наставления, данные предводителям: наступать смело, действовать
решительно, без пардона. В. А. Плавильщиков давно уже послал слугу
к театральному бутафору (покупщик всех потребностей для сцены)
просить какой-нибудь старой театральной трехугольной шляпы; если бы
кто предложил 100,000 руб. за трехугольную шляпу, то и тогда не мог
бы получить ее: во всех лавках, шляпами торгующих, и о заводе
трехугольных шляп помысла не было. Слуга Плавильщикова замедлил;
вот уже два часа пополудни, а слуги еще нет! В тогдашнюю эпоху
всякая безделица наводила беспокойство; но скоро мы услышали
большое словопрепирание, крик и всегда сему сопутствующую брань. Мы
оба потихоньку сошли с лестницы, приложили уши к двери, чтобы
дознать причину словопрения и услышали следующий
разговор:
Слуга
Козицкого вскричал: «Да что вы за бестолочь, не пускаете меня в
дом, где я живу; меня посылал мой господин вот за шляпою, видите
вот она, он меня дожидается».
А унтер
полицейский, из гатчинских наших выкормышей, отвечал: «Да хотя бы
сам финляндский митрополит, тебя дожидался — и тогда не пропущу; ты
слеп разве? Посмотри хорошенько буркалами: видишь, дверь мажут, а
мазать двери повелел Его Величество, и нам приказано до вечера все
двери, ставни, фонарные столбы непременно выкрасить в шахматы по
данному образцу, а кто не исполнит назначенной лепорции***
(пропорции), тому посулена неустойка
богатая — 500 палок на спину; так я такого сытного угощения не
желаю, и коли ты еще будешь нам мешать мазать, так я тебя так
чупрысну по мордасу, что ты все звезды на небе
пересчитаешь!»
Оказалось, король распорядился двери, ставни окон и
все, что деревянное в строении выходило на улицу, в одни сутки
раскрасить в шахматы; и Гельсингфорс принял вид гигантской
гауптвахтной будки.