— Ваше
Величество! Но ведь вы же прекрасно понимаете, что тот, кто желает
мира, должен готовиться к войне; и если вы не будете участвовать
европейских делах, всё это кончится лишь тем, что вы утратите всех
возможных союзников; однажды вам придётся иметь дело с гигантской,
неумолимо огромной и мощной якобинской Францией, покорившей всю
Европу и поставившей континентальные нации на службу своему
честолюбию! Наша страна, конечно, останется утёсом, возвышающимся
среди бурных волн, неизменно доброжелательным к вашей великой
Империи, но, Ваше Величество, наш маленький остров не сможет тогда
оказать вам достаточной поддержки в борьбе с французским
Голиафом!
—
Знаете, Чарльз, я много думал об этом, действительно много, и,
честное слово, чем более я об этом размышлял, тем больше приходил к
мысли о правильности выбранного пути. Россия, на мой взгляд,
достаточно велика и могущественна по своим размерам, населению и
положению; нам нечего бояться ни европейских держав, ни даже их
союза. Конечно, объединив силы нескольких европейских держав, можно
нанести России поражение, но цена такой победы будет несопоставима
с достигнутыми преимуществами. Так что, мистер Уитворд, я не готов
принять какого-либо участия в вашем крестовом походе против Парижа.
Да и вам советую закончить с ними дело миром. Время идёт, расходы
растут, люди гибнут, а вы так и не можете победить французов. Может
быть, оставить эту затею?
Каменный
подбородок и острый взгляд англичанина, в глубинах которого всё
больше нарастала тёмная, тягучая неприязнь, явственно
свидетельствовали, что ход нашей беседы посланнику короля Георга
совершенно не по нраву.
— Ваше
Высочество, Сент-Джеймский кабинет, служить коему я имею честь,
весьма щепетильно относится к поддержанию европейского равновесия,
которое страшным образом нарушилось после несчастного парижского
переворота 1789 года…
— Ах, оставьте! — перебил я. —
Желание мистера Питта во что бы то ни стало сохранить европейское
равновесие похоже на религиозный фанатизм. Люди, слабые духом,
всегда мечтают о том чтобы «всё оставалось по-прежнему». Но смею
заметить, что это невозможно. Как двести лет назад сказал один
недурной драматург:
«В
делах людей прилив есть и отлив.
С приливом
достигаем мы успеха,
Когда ж
отлив наступит,
Лодка
жизни по отмелям несчастья волочится.