* — У. Шекспир, «Юлий Цезарь».
Итак, сегодняшнее заседание
Непременного совета целиком было посвящено нашим «блестящим»
финансовым делам.
— Итак, Александр Романович, чем вы
меня порадуете? — иронический спросил я, заранее уже зная ответ. По
мрачному, с коричневыми тенями под глазами лицу Воронцова было
понятно, что ничего оптимистичного он мне сообщить не намерен.
— Давайте начнём с самого печального
— с государственного долга!
Воронцов поднял на меня глаза с
коричневыми кругами, как у панды, снова перевёл их на лежавшие
перед ним бумаги, и покопавшись в них, отвечал:
— На настоящий момент внешний наш
долг составляет, круглым счётом, 33 миллиона рублей.
— Немало! А каковы проценты по
долгу?
— Ваше Величество, долг сей
образовался не за один раз; это несколько заимствований у разных
банков и на различных условиях. В разных случаях ссудный процент
колеблется от 3 до 6 годовых!
— Ну, это не так много. Покамест
можно с этим жить!
— Да, Ваше Величество, но надобно
иметь в виду, что в ближайшее время долг наш увеличится ещё
приблизительно на 27 миллионов!
От такой новости я буквально
подскочил на месте.
— Как же так? Мы что, ведём
переговоры о новом заимствовании? Отчего же я тогда ничего про это
не знаю?
— Нет, Ваше Величество, — печально
ответил Воронцов, — на самом деле всё ещё хуже. Если бы мы
проводили негоциацию о займе, то получили бы эти деньги на руки, к
тому же, смогли бы обговорить выгодный нам процент, сообразно
высокой кредитной репутации Российской империи. Но, к сожалению,
речь идёт о польских долгах!
— Польских? О чём это вы, Александр
Романович?
— Ваше Величество, во время
последнего раздела Польши, когда государство это прекратило своё
существование, соглашением нашим с Австрией и Пруссией мы взяли на
себя обязательства разделить и польские долги. На долю Российской
империи придётся погашение 49% внешних заимствований Польши, что
составляет названную мною сумму. Сейчас ведутся переговоры об
определении конкретных сумм и обязательств, после которых долг
польской короны станет уже российским!
Какое-то время я просто сидел на
месте, пытаясь осознать услышанное. Услышанная только что весть
казалась настолько противоестественно чудовищной, что с трудом
помещалась в голове.
— Александр Романович, — наконец
произнес я, медленно выговаривая слова, смысл которых казался
настолько абсурдными, — то есть вот эти самые поляки брали займы,
но самых невыгодных условиях, деньги потратили на войну с нами, а
мы теперь будем расплачиваться с их кредиторами?