— Я требую разжалования подполковника
Багратиона! Подобная строптивость и служба в обновлённой русской
армии несовместимы, - сокрушался главный русский дипломат,
высказывая Суворову наедине, но неизменно без должного уважения. –
Государь для того и затеял изменения в армии, потому как вот такие
разгильдяйства творятся.
— От такого, как вы изволили
выразиться, разгильдяйства, персидские знамёна топчут русские кони,
- уже не выдержал Суворов и посчитал, что раз драки нельзя
избежать, то нужно драться отчаянно, иначе офицерство не поймёт, да
и солдаты не оценят.
— Я не принижаю заслуг русского
оружия, но это же немыслимо, чтобы государева человека прилюдно
оскорбляли, - возмущался Ростопчин.
Александру Васильевичу стоило немало
усилий сдержаться и не посоветовать Президенту коллегии вызвать на
дуэль Багратиона, если так уж сильно задета честь. Понятно, что
павловский дипломат – не тот человек, чтобы биться за свою честь.
Вот офицер Ростопчин неизменно бился, а чиновник Ростопчин никогда
этого делать не станет. Нельзя Фёдора Васильевича упрекнуть в
трусости. Он не раз был впереди своих полков на передовой.
Павел собирал вокруг себя людей
сугубо исполнительных, чтобы любая воля государя была выполнена,
вопреки любому личному мнению. Но были у Фёдора Васильевича и свои
намерения, которые становятся мало исполнимы в связи с капитуляцией
Ирана.
— Фёдор Васильевич, но вы же были со
мной в битве при Фокшанах, вместе сражались и под Рымником. Обидел
ли я вас чем тогда? Отчего же нынче так приуменьшаете победы
русского оружия? – спросил Суворов, чуть не перейдя на «ты».
Генерал-майор от инфантерии Ростопчин
был для фельдмаршала всё равно, как чином младше. Суворов,
проведший большую часть жизни в походах и сражениях, подспудно
мерял всех людей по их военным чинам и по тем поступкам в сражении,
что характеризовали человека. Нынешний Президент коллегии
Иностранных дел ранее, в войнах с турками, не опорочил своего
имени, сражался достойно и командовал своими подразделениями умело.
Так почему же такое открытое неприятие славной русской победы? С
Ирана теперь можно требовать сильно больше, не нужно давать им
шансы на возрождение.
— То иное, Александр Васильевич, -
несколько устало отвечал Ростопчин. – Я исполняю волю государя, и
будьте уверены, что выполню свой долг до конца, как и вы это
сделали. Негоже верноподданным сомневаться в правильности правления
императора. Мы Помпеи, но не Цезари [тут Ростопчин имел ввиду
действия римского полководца Помпея, который после побед над
Парфянский государством, прародителем Ирана, сложил полномочия,
распустил армию и в одной ночной рубахе отправился в Рим. А Цезарь,
когда от него потребовали такого же, начал гражданскую войну,
перейдя реку Рубикон].