Да только всё не напрасно, всё то к добру. Вот она пронесёт
травы мимо матери, положит под подушку и увидит во сне своего
суженого. Даже к ведьме Лукерье не надо ходить, пусть она и
рассказала Любашиной подруге Зинаиде всё о будущем муже, да так
ловко, нельзя не поверить. Но боязно к Лукерье ходить, чёрная она,
как говорит бабушка, с чертями водится. А про бабушку Матрёну
говорили, что добрая она, светлая знахарка – травки знает, зубы
заговорить может, испуг дитю отольёт. Приходили к ним иногда
сельские, когда матушки дома не было. Матушка шибко на Матрёну
ругалась, коль прознавала, что та людям помогала, говорила, бесов
бабка прикармливает. Потому и ходили к ведьме Лукерье люди чаще,
боялись на Федотьин гнев нарваться. А Любаша всегда с радостью
наблюдала, как бабушка Матрёна молитвы над младенчиком читает,
лихорадку заговаривает.
Правда, Зинка рассказывала, что чертей в избе у Лукерьи не
увидела. Даже сказала, понравилось там ей: тихо, чисто, травы под
потолком развешаны, пахнет дымом и шиповником. Только два кота
страшные у Лукерьи, ходят за ней везде, очами огненными сверкают.
Один чёрный, как смоль, другой рыжий, к Лукерьины волосы. Лукерья
сказала котов не трогать, отвара Зинке налила, выслушала
внимательно да погадала. И оплату взяла всего-то кувшином сливок да
утренними яйцами, чего не сходить-то. Но боялась Любаша. Да и
бабушка бы не одобрила, коль прознала, что к чёрной внучка
отправилась. А про матушку и говорить нечего…
Девица
очень надеялась, что ночью она увидит не кого иного, как сына
здешнего купца, Савелия. Савелий был самым завидным женихом, все
девки грезили хоть рядком с ним пройтись от колодца до своих ворот,
уже не говоря о чём-то большем. Но Савелий не смотрел ни на кого из
красавиц, поговаривали, что есть у него невеста, да не из местных,
а из соседнего села, а может даже и из города. Что ж, пусть и не
Савелий, подумалось Любаше, пусть и не он, а кто-то другой, но чтоб
добрый, ласковый был, любил её да хранил пуще зеницы ока.
Подумалось, и сердце заколотилось быстро-быстро, кольнуло
больно.
- Любка,
ты оглохла, что ли? Говорю тебе, травы свои в подол замотай, раз уж
набрала. Знаю же, коль накажешь выбросить, так завтра за новыми
пойдёшь, - Данила вздохнул, наверняка ещё и головой осуждающе
покачал. Пусть Любаша этого и не видела, но повадки брата знала, -
коли мимо матери пронесёшь, делай с ними что хочешь, хоть
зелье вари, но ей не показывай, а не то совсем со свету сживёт,
поняла?