Можно, конечно, было промолчать весь разговор и просто слушать,
как я изначально и планировала, но то, как Ярослав отмахнулся от
этой информации, дало основания заподозрить, что он давно в курсе
некой «особенности» нашего ритуала. Просто мне говорить не
хочет.
— Она не в курсе? — Если бы я знала отца чуть хуже, то наверняка
бы поверила, что он сейчас горит праведным гневом. Вот только даже
без чтения его желаний было очевидно, что он притворяется. — Как ты
мог не сказать ей? Это же аморально…
— Папа, просто скажи мне, что за особенность! Ярослав!
Я переводила взгляд с одного на другого, ожидая, кто же первым
скажет. Но они молчали.
— Ой, да ладно вам. Не глупая же девочка, название слышала. Не
скажете вы, узнает в другом месте, — фыркнул неожиданно Роман. —
Ритуал «и в горе, и в радости» отличается от прочих тем, что
позволяет чувствовать боль друг друга. Это только для самых
упоротых. Исключительно не рекомендую. И вообще, какой мужик, зная
про существование месячных, пойдет на такое? А дети? Какие уж тут
дети…
— Ром, я щас тебя выгоню отсюда, — вздохнул Ярослав.
Роман же в ответ на это, вместо того чтобы возмутиться, что
кабинет вообще-то принадлежит ему, уселся в самое дальнее кресло,
схватил с полки с книгами какую-то горелку и уткнулся в нее.
— А я что? Я ничего. Я вообще тут примус чиню.
«Позволяет чувствовать боль друг друга… Так вот как Ярослав
понял, что со мной происходит, когда отец начал пытать меня. И
пришел меня спасти. То есть себя. Ведь он чувствовал все, что
чувствую я…»
«Но… он ведь дрался…»
Я машинально повела пальцами по своей скуле, в том же месте,
которое рассек Ярославу Базука. Сейчас оно уже зажило, и следа не
осталось. Но ведь тогда ему наверняка было хоть немного, но больно.
Почему я ничего не почувствовала?
Яр, заметив мой жест, качнул головой, как бы говоря «не
сейчас».
Я кивнула, понимая, что при папе действительно лучше сейчас это
не обсуждать, но если феникс думает, что я забуду об этом, то
ошибается.
Зато теперь многое встало на свои места.
Все эти недомолвки, требование быстрее разорвать связь. Сорок
восемь часов, о которых говорил Яр, вдруг перестали казаться таким
уж самодурством. Как там Роман сказал? Какой мужчина пойдет на
такое?
Да уж, а тем более древний феникс, способный возрождаться, даже
если ему откусят голову.