«А если откусят голову мне? Что с ним будет?»
Меня задело, что Ярослав не сказал сразу всей правды. Раз уж мы
повязаны, то хотелось бы понимать нюансы заранее, а не узнавать о
них чисто случайно. Сначала умолчал про свою сущность, затем — про
особенность ритуала.
Что ещё он может скрывать?
Конечно, глупо требовать кристальной честности, кто я ему такая,
чтобы откровенничать. Но когда дело касается нас обоих, хочется
знать хоть что-то, а не глупо хлопать ресницами.
Могу ли я теперь ему доверять?
— Значит, кто-то написал вам письмо, — напомнил Яр, перебивая
общее молчание, которое воцарилось в кабинете.
— Именно, — кивнул отец. — Письмо было очень, хм, откровенное и
полное угроз. Шантажист требовал слишком многое и писал, что если я
попробую тронуть его, то убью свою дочь. Тем утром Майя долго не
приходила в сознание. Но на её руке горела метка. Тогда я решил
действовать на опережение. Если бы ты хотя бы вспомнила, кто с
тобой это сделал… Но ты говорила, что не помнишь… Майя, детка,
прости, что тебе пришлось всё это перетерпеть, но я не мог
иначе…
Голос отца задрожал. Он попытался погладить меня по руке, но я
схватилась за чашку с кофе.
— Папа, продолжай рассказывать.
— Да-да. Конечно. Запугивания для меня неприемлемы. Поддашься
один раз — покажешь слабину — и уже не сможешь сорваться с крючка.
Мне пришлось расставить ловушки по дому и пытать тебя, чтобы
выманить шантажиста. Он должен был прийти. Кто угодно бы пришел,
когда речь зашла бы о его здоровье. Доченька, твоя жизнь для меня
важнее всего. Твоя, твоей мамы, твоего братика. Я должен был
защитить нашу семью, пусть и столь высокой ценой.
— Звучит так по-семейному, — подал голос Роман. — Я сейчас
расплачусь от умиления.
Но, наткнувшись на хмурый взгляд Яра, опять замолчал.
Я не знала, верить этим речам или отец просто красиво обыграл
свой поступок, чтобы в глазах остальных казаться не таким уж
уродом. И всё же произнесла тихо:
— Ты мог бы меня предупредить. Это было бы правильно по
отношению ко мне. Вместо того чтобы давать команду своим отморозкам
тащить меня в подвал. О какой защите может идти речь?
Мне тяжело было говорить это отцу. Всё внутри сжималось и
требовало замолчать, не перечить, не ругаться. Поверить его
доводам. Вновь стать прилежной дочерью. Но, наверное, дикая
усталость и вся чехарда прошедшей ночи ожесточили меня. Сделали
храбрее.