Есть в брахмане нечто тревожное. В том, как он стоит, как
говорит. Старшина всё ещё не может рассмотреть лица, и это
тревожит. Он нечасто видел подвижников, но разве они должны быть
такими высокими и широкоплечими. Брахман создаёт впечатление, не
аскета, но воина, всю жизнь проведшего в тренировках и не
обделённого мясом. Впрочем, говорят, к старости такие воины и
отправляются на пути просветления.
— Бронза... — Просипел брахман, делая шаг к стражникам. — Да,
это подойдёт.
— Ни шагу ближе! — Взревел молодой и опустил копьё, прежде чем
старшина среагировал.
Бронзовый наконечник сверкнул на солнце и воткнулся в грудь
путника. Тот застыл, опустив взгляд на оружие, пробившее ветхую
ткань. Застыли и кшатри, молодой бледнея и осознавая содеянное, а
старший, распахнув рот для крика. Крови нет. Хотя наконечник
погрузился в грудь полностью.
Рука молодого дрогнула, а незнакомец коротким ударом руки
перебил древко. Подскочил и ударил в грудь. Кшатри облачены в
доспехи из вываренной кожи, толстые и тяжёлые. Кулак, почти такой
же чёрный и роговыми наростами, пробил их и грудную клетку. Воин
повис на руке, кровь плеснула изо рта, а в стекленеющем взгляде
отразилось изумление.
Старшина заорал во всю мощь лёгких:
— Нападение!
Ударил копьём, но лжебрахман увернулся с ловкостью барса.
Закрылся мертвецом, как щитом, и распахнул одеяние, сбросил залитые
кровью лохмотья. Солнце озарило могучие плечи, обтянутые тёмной
кожей и шерстью. А под ними вторая пара рук, обхватившая мощный
корпус.
— Ракшас! — В ужасе завопил стражник, попятился в ворота,
выставив копьё, что из грозного оружия превратилось в игрушку.
Лицо ракшаса почти человеческое, но кожу прорвали костяные
выросты. Дополнительные глаза раскрылись на висках. Мощные клыки
выпирают из-под тонких губ. В нём осталось слишком мало от
человека, что предал дхарму и поддался внутренним демонам. Ему уже
не достичь мокши, высшего достижения и освобождения из цикла
перерождений. Но его это не волнует, обретённая сила понукает
упиваться ею.
Ракшас отбросил мертвеца, тело ударилось о землю, как мешок, и
скатилось по склону к журчащему ручью. Расправил руки, будто
красуясь мышцами, покрытыми звериной шерстью. О, он перестал быть
человеком, теперь он тамассара вирья — ракшас с чертами зверя.
Алчущий сражений демон.